>Сочинения по произведению Портрет
Роль фантастики
Одна из главных особенностей произведений Н. В. Гоголя - это видение мира через фантастику. Впервые элементы фантастики у него проявились в небезызвестных «Вечерах на хуторе близ Диканьки», написанных примерно в 1829-1830 гг. Повесть «Портрет» была написана несколькими годами позже все с теми же элементами необъяснимой мистики. Гоголь любил изображать характеры людей из народа и сталкивать своих героев с фантастическими явлениями. В его произведениях реальная действительность каким-то интересным образом переплеталась с вымыслом.
Первоначальный вариант повести «Портрет» был издан в 1835 году, но после авторской правки еще раз ее напечатали в 1842 году. Главный герой - молодой, подающий надежды художник по фамилии Чартков , который живет бедно и старается изо всех сил достичь совершенства в своем творчестве. Все меняется после покупки необычного портрета, встреченного им в одной из петербургских картинных лавок. Портрет настолько живо выглядел, что, казалось, натурщик вот-вот оживет и начнет разговаривать. Именно эта живость и привлекла молодого Чарткова, а также высокое мастерство художника.
По сюжету портрет обладал сверхъестественной силой и привносил в жизнь своих владельцев беды и несчастья. На нем был изображен какой-то старик азиатской внешности с пронзительными, почти «живыми» глазами. На следующий день после покупки Чартков обнаружил в раме портрета мешочек с червонцами, которыми он смог расплатиться за квартиру и арендовать для себя роскошные апартаменты. Здесь нужно отметить, что счастливой находке предшествовал странный сон. За ночь до этого ему показалось, что портрет ожил, а старик, выйдя из рамы, держал в руках как раз этот мешочек с надписью «1000 червонцев».
Во второй части автор раскрывает нам секрет этих мистических явления и самой картины. Как оказалось, нарисована она была талантливым коломенским мастером , когда-то расписывающим храмы. Начав работу над этим портретом, мастер не знал, что сосед-ростовщик является настоящим олицетворением зла, а узнав, оставил картину незавершенной и ушел в монастырь искупать свои грехи. Дело в том, что злой ростовщик косвенно приносил несчастья всем, кому одалживал деньги. Эти люди либо сходили с ума, либо становились жуткими завистниками и ревнивцами, либо кончали жизнь самоубийством, либо теряли близких.
Предчувствуя свою скорую кончину, ростовщик пожелал остаться живым на портрете, поэтому и обратился к живущему по соседству художнику-самоучке. По словам автора, теперь незавершенная картина путешествовала из рук в руки, принося сначала богатство, а затем несчастья своим новым владельцам. В первой редакции в конце повести облик ростовщика испарился с портрета, оставив окружающих в недоумении. Во второй редакции автор решил сделать так, чтобы портрет полностью исчез из поля зрения и продолжал бродить по свету.
2009 год – год, когда вся литературная страна отметит 200 - летие со дня рождения великого писателя.
Данная работа подготовлена, прежде всего, в помощь учащимся и представляет собой литературоведческий анализ произведений, где раскрываются основные понятия темы.
Актуальность темы демонстрируется выбором произведений великого русского писателя-фантаста.
Эта работа посвящена произведениям Н. В. Гоголя – «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Нос», «Портрет». Чтобы понять гоголевский метод изложения текста, где основную роль играют фантастические сюжеты, образы, необходимо проанализировать структуру произведения.
Выбор текстов основан на принципе « школьная программа + », то есть к школьной программе добавляется небольшое количество текстов, необходимый для общегуманитарного развития
В основу данной работы положены разделы из книги Ю. В. Манн «Поэтика Гоголя».
Цель работы: понять, увидеть сложность и многогранность писателя, выявить и проанализировать особенности поэтики и различных форм фантастического в произведениях.
Помимо материалов, посвящённых творчеству Гоголя, в работе содержится своего рода литературоведческий глоссарий: для удобства учащегося по каждому произведению выделены основные термины и понятия.
Хочется надеяться, что наша работа поможет учащимся исследовать произведения с точки зрения фантастического миропонимания.
Фантастика в литературе – изображение неправдоподобных явлений, введение вымышленных образов, несовпадающих с действительностью, ясно ощущаемое нарушение художников естественных форм, причинных связей, закономерностей природы.
Термин фантастика происходит от слова «фантазия» (в греческой мифологии Фантаз – божество, вызывающее иллюзии, кажущиеся образы, брат бога сновидений Морфея).
Все произведения Н. В. Гоголя, в которых так или иначе присутствует фантастика, делятся на два типа. Деление зависит от того, к какому времени относится действие произведения – к современности или прошлому.
В произведениях о «прошлом» (пять повестей из «Вечеров» - «Пропавшая грамота», «Вечер на кануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством», «Страшная месть», «Заколдованное место», а также «Вий») фантастика имеет общие черты.
Высшие силы откровенно вмешиваются в сюжет. Во всех случаях - это образы, в которых персонифицировано ирреальное злое начало: черт или люди, вступившие с ним в преступный сговор. Фантастические события сообщаются или автором-повествователем или персонажем, выступающим в роли повествователя (но иногда с опорой на легенду или на свидетельство предков – «очевидцев»: деда, «тётки моего деда»).
Во всех этих текстах отсутствует фантастическая предыстория. Она не нужна, поскольку действие однородно и во временном плене (прошлое), и в отношении фантастики (не собранной в каком-либо одном временном отрезке, а распределённой по ходу произведения).
Развитие гоголевской фантастики характеризуется тем, что писатель отодвинул носителя фантастики в прошлое, оставив в современном временном плане его влияние, «след».
В гоголевской фантастике присутствует:
1. Алогизм в речи повествователя. («Портрет» - «Прежде всего занялся он отделкою глаз», « как будто бы рукою художника водило нечистое чувство», « Ты ему просто попал не в бровь, а в самые глаза залез. Так в жизнь никогда не глядели глаза, как они глядят у тебя» и др.).
2. Странно-необычное в плане изображаемого. Странное вмешательство животного в действие, оживление предметов. («Нос» - нос – живой персонаж, «Портрет» - « на него глядело, высунувшись из-за поставленного холста, чьё-то судорожно искажённое лицо. Два страшные глаза прямо вперились в него, как бы готовясь сожрать его; на устах написано было грозное повеленье молчать»)
3. Необычные имена и фамилия персонажей. (Солоха, Хома Брут и др. ; «Портрет» - в первом издании – Чертков, в последующих редакциях – Чатрков).
Обратим внимание, прежде всего на то, что в повести довольно часто возникают такие понятия, как «черта и «граница». Семантика имени Черткова включает в себя не только ассоциации с носителем ирреальной (не существующий в действительности) силы, с чёртом, но и с чертой как в художественном смысле (штрих, мазок), так и в более широком (граница, предел).
Это может быть граница возраста, отделяющая молодость и зрелость от увядания и старости, отделяющая художественное творчество от механического труда.
Под фамилией уже Чарткова кроется ложь, идеализирование, приспособление ко вкусам и капризам своих богатых и знатных заказчиков; работа без внутреннего и творческого озарения, без идеала; происходит самовозвышение героя, который губит свою душевную чистоту, а в месте с тем и талант.
4. Непроизвольные движения и гримасы персонажей.
В народной демонологии непроизвольные движения часто вызываются сверхъестественной силой.
Повесть «Нос» - важнейшее звено в развитии гоголевской фантастики. Носитель фантастики снят, но фантастичность остаётся; романтическая тайна пародируется, но таинственность сохраняется.
В «Носе» меняется функция «формы слухов», которая теперь не служит средством завуалированной фантастики, она действует на фоне фантастического происшествия, поданного как достоверное.
В «Портрете», как и в «Сорочинской ярмарке» и в «Майской ночи», фантастическое представлено таким образом, что сверхъестественные силы в их «осязаемом» обличье (ведьмы, черти и т. п.) отодвинуты на задний, «вчерашний» план.
В сегодняшнем же временном плане сохранен лишь фантастический отсвет или же некий фантастический остаток – осязаемый результат странных событий, имевших место в действительности: «Он видел, как чудное изображение умершего Петромихали ушло в раму портрета»
В реальность переходит только этот портрет, а персонифицированные фантастические образы устраняются. Обо всех странных событиях сообщается в тоне некоторой неопределённости. Чертков после появления портрета в его комнате стал уверять себя, что портрет прислал хозяин, узнавший его адрес, но эта версия, в свою очередь, подрывается замечанием повествователя: «Короче, он начал приводить все те плоские изъяснения, которые мы употребляем, когда хотим, чтобы случившееся случилось непременно так, как мы думаем» (но что оно случилось не «так», как думал Чертков, определённо не сообщается).
Видение Чартковым чудесного старика даётся в форме полусна-полуяви: «впал он в сон, но в какое-то полузабвение, в то тягостное состояние, когда одним глазом видим приступающие грезы сновидений, а другим – в неясном облаке окружающие предметы». Казалось бы, то, что это был сон, окончательно подтверждает фраза: «Чартков уверился, что воображение егопредставило ему во сне творение его же возмущённых мыслей».
Но тут обнаруживается осязаемый «остаток» сновидения – деньги (как в «Майской ночи» - письмо панночки), чему, в свою очередь, даётся реально-бытовая мотивировка (в «раме находился ящик, прикрытый тоненькой дощечкой»).
Наряду со сном щедро вводятся в повествование такие формы завуалированной (неявной) фантастики, как совпадения, гипнотизирующее воздействие одного персонажа (здесь – портрета) на другого.
Одновременно с введением завуалированной фантастики возникает реально-психологический план Черткова-художника. Отмечается его усталость, нужда, дурные задатки, жажда скорого успеха. Создаётся параллелизм фантастической и реально-психологической концепции образа. Всё происходящее можно интерпретировать и как роковое влияние портрета на художника, и как его личную капитуляцию перед враждебными искусству силами.
В «Портрете» эпитет «адский» несколько раз применяется к действиям и планам Черткова: «в душе его возродилось самое адское намерение, какое когда-либо питал человек»; «адская мысль блеснула в голове художника»Здесь этот эпитет был соотнесен с Петромихали, персонифицированным образом ирреальной злой силы («Бесчисленны будут жертвы этого адского духа», - говорится о ней во второй части).
Итак, в своих исканиях в области фантастики Н. В. Гоголь развивает описанный принцип параллелизма фантастического и реального. Приоритетом Гоголя была прозаически-бытовая, фольклорно-комическая фантастика.
Мы видим, что писатель, вводя параллельно со «страшной» комическую обработку «чертовщины», реализовал общеевропейскую художественную тенденцию, и черт из «Ночи перед Рождеством», дующий на обожжённые пальцы, волочащийся за Солохой и постоянно попадающий впросак.
В «Портрете» религиозный живописец говорит: « уже давно хочется народиться антихрист, но не может, потому что должен родиться сверхъестественным образом; а в мире нашем всё устроено всемогущим так, что совершается все в естественном порядке.
Но земля наша – прах перед создателем. Она по его законам должна разрушаться, и с каждым днём законы природы будут становиться слабее и от того границы, удерживающие сверхъестественное, преступнее».
Со словами религиозного живописца о расшатывании мировых законов полностью совпадают впечатления Черткова от портрета. «Что это»? – думал он сам про себя. – «Искусство или сверхъестественное какое волшебство, выглянувшее мимо законов природы?»
Божественное в концепции Гоголя – это естественное, это мир, развивающийся закономерно.
Наоборот, демоническое – это сверхъестественное, мир, выходящий из колеи.
Писатель-фантаст к середине 30-х годов особенно явственно воспринимает демоническое не как зло вообще, а как алогизм, как «беспорядок природы».
Роль фантастической предыстории выполняет рассказ сына художника.
Часть фантастических событий подается в форме слухов, но часть охвачена интроспекцией повествователя, который сообщает о чудесных событиях как об имевших место в действительности.
Фантастическое и реальное часто заходят одно в другое, особенно в искусстве, потому что оно не просто изображает жизнь, а раскрывает, объективируя то, что совершается в душе человека.
Фантастический рассказ Гоголя - "Нос". Прежде всего замечаем, что фантастическое не должно и не может здесь давать иллюзии. Ни на минуту мы не будем себя представлять в положении майора Ковалева, у которого на месте носа было совершенно гладкое место. Было бы, однако, большой ошибкой думать, что здесь фантастическое употреблено в смысле аллегории или намека в басне или каком-нибудь современном памфлете, в литературной карикатуре. Ни поучению, ни обличению оно здесь не служит, и цели автора были чисто художественные, как мы увидим при дальнейшем разборе.
Тон и общий характер фантастического в рассказе "Нос" - комические. Фантастические подробности должны усиливать смешное.
Есть мнение, очень распространенное, что "Нос" шутка, своеобразная игра авторской фантазии и авторского остроумия. Оно неверно, потому что в рассказе можно усмотреть весьма определенную художественную цель - заставить людей почувствовать окружающую их пошлость.
«Всякий поэт, в большей или меньшей мере, есть учитель и проповедник. Если писателю все равно и он не хочет, чтобы люди чувствовали то же, что он, желали того же, что он, и там же, где он, видели доброе и злое, он не поэт, хотя, может быть, очень искусный сочинитель. » (Иннокентий Анненский « О формах фантастического у Гоголя»).
Поэтому мысль поэта и образы его поэзии неразрывны с его чувством, желанием, его идеалом. Гоголь, рисуя майора Ковалева, не мог поступать со своим героем, как с жуком, которого энтомолог опишет, нарисует: вот рассматривайте, изучайте, классифицируйте его. Он выражал в его лице свое одушевленное отношение к пошлости, как к известному общественному явлению, с которым каждый человек должен считаться.
Пошлость - это мелочность. У пошлости одна мысль о себе, потому что она глупа и узка и ничего, кроме себя, не видит и не понимает. Пошлость себялюбива и самолюбива во всех формах; у нее бывает и гонор, и фанаберия (надменность), и чванство, но нет ни гордости, ни смелости и вообще ничего благородного.
У пошлости нет доброты, нет идеальных стремлений, нет искусства, нет бога. Пошлость бесформенна, бесцветна, неуловима. Это мутный жизненный осадок во всякой среде, почти во всяком человеке. Поэт чувствует всю ужасную тягость от безвыходной пошлости в окружающем и в самом себе.
«Фантастическое - это та капля анилина, которая окрашивает клеточки органической ткани под микроскопом, - благодаря необычайности положения героя мы лучше видим и понимаем, что это был за человек». (Иннокентий Анненский « О формах фантастического у Гоголя»).
Ковалев - человек не злой и не добрый - все его мысли сосредоточены на собственной особе. Особа эта очень незначительна, и вот он всячески старается ее увеличить и прикрасить. "Спроси, душенька, майора Ковалева". "Майор" звучит красивее, чем "коллежский асессор". У него нет ордена, а он покупает орденскую ленточку, везде, где можно, он упоминает о своих светских успехах и знакомстве с семьей штаб-офицерши и статской советницы. Он очень занят своей наружностью - все его «интересишки» вертятся около шляпы, прически, гладко выбритых щек. Он гордится еще и особенно своим чином.
Теперь представьте себе, что майора Ковалева изуродовала бы оспа, что ему перебил бы нос кусок карниза, пока он разглядывал в зеркальное стекло картинки или в другой момент его праздного существования. Не уж-то кто-нибудь стал бы смеяться? А не будь смеха, каким бы явилось в рассказе отношение к пошлости. Или представьте себе, что нос майора Ковалева исчез бы бесследно, чтобы он не вернулся на свое место, а все бы продолжал разъезжать по России, выдавая себя за статского советника. Жизнь майора Ковалева была бы разбита: он бы стал и несчастным и из бесполезного вредным человеком, стал бы озлоблен, бил бы своего слугу, ко всем бы придирался, а может быть, даже пустился бы лгать и сплетничать. Или представьте себе, что Гоголь изобразил бы майора Ковалева исправившимся, когда нос к нему вернулся, - к фантастичности прибавилась бы ложь. А здесь фантастическое только усилило проявление реальности, окрасило пошлость и увеличило смешное.
Деталь самозванства носа, который выдает себя за статского советника, чрезвычайно характерна. Для кавказского коллежского асессора чин статского советника есть что-то необыкновенно высокое, завидное и обидное по своей недостижимости, и вдруг этот чин достается носу майора Ковалева, а не самому майору, законному обладателю носа.
Здесь в фантастических формах рисуется очень близкое нам и самое обыкновенное явление. Греки сделали из него богиню - Молву, дочь Зевса, а у нас его называют Сплетня.
Сплетня - это сгущенная ложь; каждый прибавляет и прилыгает чуточку, а ложь растет, как снежный ком, грозя порой перейти в снежный обвал. В сплетне часто не виновен никто отдельно, но всегда виновна среда: лучше майора Ковалева и поручика Пирогова сплетня показывает, что накопилось мелочности, пустомыслия и пошлости в данной среде. Сплетня - это реальный субстрат фантастического.
В общем, сила фантастического в рассказе "Нос" основывается на его художественной правде, на изящном переплетении его с реальным в живое яркое целое.
В заключение разбора можно определить форму фантастического в "Носе" как бытовою.
И с этой стороны Гоголь не мог выбрать лучшего, более яркого способа выражения, чем фантастическое.
Представителем другой формы фантастического у Гоголя мы возьмем "Вия". Основной психологический мотив этого рассказа - страх. Страх бывает двоякий: страх перед сильным и страх перед таинственным - мистический страх. Так вот здесь изображен именно мистический страх. Цель автора, как он сам говорит в примечании, рассказать слышанное предание о Вии как можно проще. Предание действительно передано просто, но если вы подвергнете анализу этот так естественно и свободно развивающийся рассказ, то увидите сложную психическую работу и увидите, как безмерно далеко отстоит он от предания. Поэтическое создание как цветок: прост с виду, а в действительности ведь бесконечно сложнее всякого паровоза или хронометра.
Поэту надо было, прежде всего, заставить читателя почувствовать тот мистический страх, который послужил психической основой предания. Явление смерти, представление о жизни за гробом всегда особенно охотно расцвечивались фантазией. Мысль и воображение нескольких тысяч поколений пристально и безнадежно устремлялись в вечные вопросы о жизни и смерти, и эта пристальная и безнадежная работа оставила в душе человека одно властное чувство - боязнь смерти и мертвецов. Это чувство, оставаясь в существе своем одинаковым, изменяется бесконечно в формах и группировке тех представлений, с которыми оно связывается. Мы должны быть введены в область, если не произведшую предания (корни его часто уходят слишком глубоко), то хоть поддерживающую, питающую его. Гоголь указывает в конце рассказа на руины, воспоминание о смерти Хомы Брута. Вероятно, эти заглохшие и таинственные руины, заросшие лесом и бурьяном, и были именно тем толчком, который побудил фантазию произвести предание о Вии в данной форме.
Первая часть рассказа, по-видимому, составляет эпизод в рассказе. Но это только по-видимому - на самом деле это органическая часть рассказа.
Здесь рисуется нам та среда, в которой поддерживалось и расцвечивалось предание.
Среда эта - бурса. Бурса своеобразное status in statu*, казачество на школьной скамье, всегда впроголодь, сильное физически, с мужеством, закаленным розгой, страшно равнодушное ко всему, кроме физической силы и удовольствий: наука схоластическая, непонятная, то в виде какого-то несносного придатка к существованию, то переносящая в мир метафизический и таинственный.
С другой стороны, бурсак близок к народной среде: ум его часто под корой учености полон наивных представлений о природе и суеверий; романтические странствования на каникулах еще более поддерживают связь с природой, с простонародьем и легендой.
Хома Брут верит в чертовщину, но он все же человек ученый.
Монах, которому всю жизнь виделись ведьмы и нечистые духи, выучил его заклинаниям. Его фантазия воспиталась под влиянием различных изображений адских мук, дьявольских искушений, болезненных видений аскетов и подвижников. В среду наивных мифических преданий в народе он, книжный человек, вносит книжный элемент - предание писаное.
Тут видим мы проявление того исконного взаимодействия грамоты и природы, которое создало пестрый мир нашей народной словесности.
Что за человек Хома Брут? Гоголь любил изображать средних заурядных людей, каков этот философ.
Хома Брут сильный, равнодушный, беспечный, любит плотно поесть и пьет весело и добродушно. Он человек прямой: хитрости у него, когда он, например, хочет отпроситься от своего дела или бежать, довольно наивные. Он и лжет-то не стараясь; в нем нет и экспансивности - он слишком ленив даже для этого. Н. В. Гоголь с редким мастерством поставил в центр страхов именно этого равнодушного человека: надо было много ужасов, чтобы доконали они Хому Брута, и поэт мог развернуть перед своим героем всю страшную цепь чертовщины.
* Государство в государстве (лат.).
Величайшее мастерство Н. В. Гоголя высказалось в той постепенности, с которой нам сообщается в рассказе таинственное: оно началось с полукомической прогулки на ведьме и правильным развитием дошло до ужасной развязки-смерти сильного человека от страха. Писатель заставляет нас пережить шаг за шагом с Хомой все ступени развития этого чувства. При этом Н. В. Гоголю было на выбор два пути: можно было идти аналитически - говорить о душевном состоянии героя, или синтетически - говорить образами. Он выбрал второй путь: душевное состояние своего героя он объективировал, а работу аналитическую предоставил читателю.
Отсюда появилось необходимое вплетение фантастического в реальное.
Начиная с момента, когда сотник послал в Киев за Хомой, даже комические сцены (например, в бричке) невеселы, потом идет сцена с упрямым сотником, его страшные проклятия, красота мертвой, толки дворни, дорога до церкви, запертая церковь, лужайка перед ней, залитая луной, тщетные старания себя ободрить, которые только сильнее развивают чувство страха, болезненное любопытство Хомы, мертвая грозит пальцем. Наше напряженное чувство несколько отдыхает за день. Вечер - тяжелые предчувствия, ночь - новые ужасы. Нам кажется, что уже все ужасы исчерпаны, но писатель находит новые краски, т. е. не новые краски - он сгущает прежние. И при этом никакого шаржа, никакой художественной лжи. Страх сменяется ужасом, ужас - смятением и тоской, смятение - оцепенелостью. Теряется граница между я и окружающим, и Хоме кажется, что заклинания говорит не он, а мертвая. Смерть Хомы есть необходимый конец рассказа; если на миг представить его пробуждение от пьяного сна, то исчеснет все художественное значение рассказа.
В "Вии" фантастическое развилось на почве мистической - отсюда его особенная интенсивность. Характерной чертой мистического у Н. В. Гоголя вообще является мажорный тон его сверхъестественных созданий - ведьма и колдун - существа мстительные и злобные.
Таким образом, первый этап развития гоголевской фантастики характеризуется тем, что писатель отодвинул носителя фантастики в прошлое, оставив в современном временном плане его влияние, «след».
Писатель, пародируя, поэтику романтической тайны, отказывался давать какое-либо разъяснение происходящего.
Читая произведения Н. В. Гоголя, невольно проявляешь свою фантазию, игнорируя её границы между возможным и невозможным.
Обращаясь к творчеству Н. В. Гоголя, можно априори быть уверенным, что найдём в нём многие элементы фантастики. Ведь если последняя определяла целый тип народной культуры, то, как подчёркнуто М. Бахтиным, её влияние простирается на многие эпохи, практически вплоть до нашего времени.
РУССКАЯ ФАНТАСТИКА ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 19 ВЕКА
Общая характеристика творчества Н.В. Гоголя
Н. В. Гоголь — первый крупный русский писатель-прозаик. В этом качестве он, по мнению многих совре-менников, стоял выше самого Пушкина , которого при-знавали прежде всего как поэта. Например, Белинский, похвалив пушкинскую «Историю села Горюхина», сде-лал оговорку: «...Если бы в нашей литературе не было повестей Гоголя, то мы ничего лучшего не знали бы».
С Гоголем и «гоголевским направлением» (более поз-дний термин русской критики, введен Н. Г. Чернышев-ским) обычно связывают расцвет реализма в русской прозе. Для него характерно особое внимание к социаль-ной проблематике, изображение (нередко сатирическое) социальных пороков николаевской России, тщательное воспроизведение социально и культурно значимых дета-лей в портрете, интерьере, пейзаже и других описаниях;
обращение к темам петербургской жизни, изображение судьбы мелкого чиновника. Белинский считал, что в произведениях Гоголя отражается дух «призрачной» дей-ствительности тогдашней России. Белинский же подчер-кивал, что творчество Гоголя нельзя сводить к социаль-ной сатире (что касается самого Гоголя, то он никогда не считал себя сатириком).
В то же время реализм Гоголя совершенно особого рода. Некоторые исследователи (например, писатель В. В. Набоков) вообще не считают Гоголя реалистом, другие называют его стиль «фантастическим реализ-мом». Дело в том, что Гоголь — мастер фантасмагории . Во многих его сюжетах присутствует фантастический элемент. Создается ощущение «смещенной», «искрив-ленной» реальности, напоминающей кривое зеркало. Это связано с гиперболой и гротеском — важнейшими элементами эстетики Гоголя. Многое связывает Гоголя и с романтиками (например, с Э. Т. Гофманом , у кото-рого фантасмагория часто переплетается с социальной сатирой). Но, отталкиваясь от романтических традиций, Гоголь направляет заимствованные из них мотивы в но-вое, реалистическое русло.
В произведениях Гоголя много юмора. Не случайно статья В. Г. Короленко о творческой судьбе Гоголя на-зывается «Трагедия великого юмориста». В гоголевском юморе преобладает абсурдное начало. Традиции Гоголя унаследовали многие русские юмористы конца XIX и XX в., а также те писатели, которые ориентировались на эстетику абсурда (например, «обэриуты»: Д. Хармс, А. Введенский и др.).
Сам Гоголь был в некотором роде идеалистом и стра-стно желал «научиться» изображать положительно-прекрасный мир, подлинно гармонические и возвышенно-героические характеры. Склонность изображать только смешное и безобразное психологически тяготила писа-теля, он испытывал чувство вины за то, что показывает только гротескные, карикатурные персонажи. Гоголь не-однократно признавался, что передавал этим героям свои собственные душевные пороки, начинял их своей «дрянью и гадостью». Особенно остро эта тема звучит, например, в начале главы VII «Мертвых душ» (найдите ее), а также в публицистике (см. «Четыре письма к раз-ным лицам по поводу «Мертвых душ» из цикла «Вы-бранные места из переписки с друзьями»). В поздние годы творчества Гоголь переживал глубокий душевный кризис и был на грани психического расстройства. В эти годы писатель давал своим ранее написанным произве-дениям неожиданную парадоксальную трактовку. Нахо-дясь в тяжелой депрессии. Гоголь уничтожил второй и третий тома поэмы «Мертвые души», и одной из причин этого поступка было болезненное неприятие писателем своего творчества.
Реальное в сюжетах Гоголя соседствует с фантастиче-ским на протяжении всего творчества писателя. Но это явление претерпевает некоторую эволюцию — роль, ме-сто и способы включения фантастического элемента не всегда остаются одинаковыми.
В ранних произведениях Гоголя («Вечера на хуторе близ Диканьки», «Вий») фантастическое выходит на пе-редний план сюжета (чудесные метаморфозы, появление нечистой силы), оно связано с фольклором (малороссий-ские сказки и легенды) и с романтической литературой, которая тоже заимствовала такие мотивы из фольклора.
Отметим, что одним из «любимых» персонажей Гого-ля является «чорт». Различная нечистая сила часто появ-ляется в сюжетах «Вечеров на хуторе близ Диканьки» в лубочно-фарсовой, не страшном, а скорее смешном виде (есть и исключения, например, демонический кол-дун в «Страшной мести»). В произведениях более позд-него периода сильнее чувствуется мистическая тревога автора, ощущение присутствия чего-то зловещего в ми-. ре, страстное желание победить это смехом. Д. С. Ме-режковский в своей работе «Гоголь и чорт» выражает эту мысль удачной метафорой: цель творчества Гоголя — «высмеять чорта».
В петербургских повестях фантастический элемент резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности. Сверхъестественное присутствует в сюжете не прямо, а косвенно, опосре-дованно, например, как сон («Нос»), бред («Записки сумасшедшего»), неправдоподобные слухи («Шинель»). Только в повести «Портрет» происходят действительно сверхъестественные события. Не случайно Белинскому не понравилась первая редакция повести «Портрет» именно из-за чрезмерного присутствия в ней мистиче-ского элемента.
Наконец, в произведениях последнего периода («Ре-визор», «Мертвые души») фантастический элемент в сю-жете практически отсутствует. Изображаются события не сверхъестественные, а скорее странные и необычай-ные (хотя в принципе возможные). Зато манера повест-вования (стиль, язык) становится все более причудли-во фантасмагорической. Теперь ощущение кривого зер-кала, «смещенного» мира, присутствия зловещих сил возникает не благодаря волшебно-сказочным сюжетам, а через посредство абсурда, алогизмов, иррациональных моментов в повествовании. Автор исследования «Поэти-ка Гоголя» Ю. В. Манн пишет, что гротеск и фантастика у Гоголя постепенно переходят из сюжета в стиль.
(См. также сквозную тему: «Роль фантастического элемента в русской литературе».)
Н. РыбинаФантастика – это особая форма отображения действительности, логически не совместимая с реальным представлением об окружающем мире. Она распространена в мифологии, фольклоре, искусстве и в особых, гротескных и «сверхъестественных» образах выражает миросозерцание человека. В литературе фантастика развивалась на базе романтизма, основным принципом которого было изображение исключительного героя, действующего в исключительных обстоятельствах. Это освобождало писателя от каких-либо ограничивающих правил, давало ему свободу в реализации творческих возможностей и способностей. Видимо, это и привлекало, который активно использовал фантастические элементы в своих произведениях. Сочетание романтического и реалистического становится важнейшей особенностью произведений Гоголя и не разрушает романтической условности. Описание быта, комические эпизоды, национальные подробности удачно сочетаются с лирической музыкальностью, свойственной романтизму, с условным лирическим пейзажем, выражающим настроение, эмоциональную насыщенность повествования. Национальный колорит и фантастика, обращение к преданиям, сказкам, народным легендам свидетельствуют о становлении в творчестве национального, самобытного начала.
Наиболее ярко эта особенность писателя отражена в его сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки». Здесь фольклорная демонология и фантастика предстают то в гротескном виде («Пропавшая грамота», «Заколдованное место», «Ночь перед Рождеством»), то в трагически ужасном («Страшная месть»).
Фольклорное начало прослеживается и в сюжете повестей, и в сути конфликта – это традиционный конфликт, заключающийся в преодолении препятствий, стоящих на пути влюбленных, в нежелании родственников выдать девушку за любимого человека. С помощью «нечистой силы» эти препятствия, как правило, преодолеваются.
В отличие от многих романтиков, у которых фантастическое и реальное резко разделены и существуют сами по себе, у Гоголя фантастика тесно переплетается с реальностью и служит средством комического или сатирического изображения героев, она основана на народной стихии.
Гоголевская фантастика построена на представлении о двух противоположных началах – добра и зла, божеского и дьявольского (как и в народном творчестве), однако собственно доброй фантастики нет, она вся переплетена с «нечистой силой».
Следует отметить, что фантастические элементы в «Вечерах…» - это не случайное явление в творчестве писателя. На примере почти всех его произведений прослеживается эволюция фантастики, совершенствуются способы ее введения в повествование.
Языческие и христианские мотивы в использовании демонологических персонажей в сборнике «Вечера на хуторе близ Диканьки»
В литературоведческих исследованиях, посвященных творчеству, прослеживается устойчивая тенденция – акцентировать особенности христианского мировоззрения, когда речь идет о последних годах жизни писателя, о периоде «Выбранных мест…» и, наоборот, анализируя его ранние повести, сосредоточивать внимание на славянской демонологии. Думается, что эта точка зрения требует пересмотра.
считает, что раннее творчество Гоголя, если взглянуть на него с духовной точки зрения, открывается с неожиданной для обыденного восприятия стороны: оно не только собрание веселых рассказов в народном духе, но и обширное религиозное поучение, в котором происходит борьба добра и зла, и добро неизменно побеждает, а грешники наказываются.
В поистине энциклопедическом мире «Вечеров…» нашли отражение быт, нравы, легенды украинского народа, а также основы его мировосприятия. Языческие и дохристианские мотивы в художественной системе Гоголя даны в их синтезе и вместе с тем резко противопоставлены, причем их противопоставление не воспринимается как выдуманное и искусственное.
Обратимся сначала к конкретным примерам и начнем с вопроса о том, какие дохристианские верования и представления нашли отражение в «Вечерах…» Гоголя. Известно, что язычники воспринимали мир как живой, одухотворенный, персонифицированный. В гоголевских повестях природа живет и дышит. В «украинских» повестях Гоголя в полной мере проявилась склонность писателя к мифотворчеству. Создавая собственную мифическую реальность, писатель использует готовые образцы мифологии, в частности славянской. В его ранних произведениях отразились представления древних славян о злых духах.
Особую роль в художественном мире Гоголя играют такие демонологические персонажи, как черти, ведьмы, русалки. И. Огненко указывал, что христианство не просто принесло новые названия и украинскую демонологию (дьявол, демон, сатана), но изменило также сам взгляд на нее: «сверхъестественную силу оно окончательно превратило в силу злую, нечистую». «Нечистый» - постоянное наименование черта в украинских повестях – противопоставляется у Гоголя христианской душе, в частности, душе казака-запорожца. Эту антитезу наблюдаем в «Заколдованном месте», «Страшной мести» и других произведениях раннего периода.
Черт
– один из наиболее популярных персонажей украинской демонологии, персонифицировавшей злые силы. В соответствии с народными представлениями времен язычества он похож на Чернобога (антипод Белобога). Позже «его представляли в виде иностранца, одетого в короткую куртку или фрак, узенькие панталоны». Считалось, что он боится креста. Описание черта в гоголевских повестях соответствует древним народным верованиям: «спереди совершенно немец <…> но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире». Демонологический персонаж в данном контексте снижен и персонифицирован. «Народная смеховая культура на протяжении нескольких веков выработала устойчивые традиции опрощения, дедемонизации и одомашнивания христианско-мифологических образов зла»,- замечает. Ярким примером дедемонизации образа черта может служить повесть «Ночь перед Рождеством», где он представлен в подчеркнуто комическом ключе с мордочкой, беспрестанно вертевшейся и нюхавшей все, что ни попадалось на пути. Уточнение – «мордочка оканчивалась как у наших свиней, кругленьким пятачком» - придает ему черты домашности. Перед нами не просто черт, а свой украинский черт. Аналогия бесовского и человеческого переплетается, подчеркивается писателем в изображении нечистой силы. Черт в «Ночи перед Рождеством» - «проворный франт с хвостом и козлиною бородою», хитрое животное, которое крадет месяц, «кривляясь и дуя, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки». Он «строит любовные куры», подъезжает «мелким бесом», ухаживает за Солохой и т. д. Сходное описание встречается в повести «Пропавшая грамота», где «черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек». В «Сорочинской ярмарке» из отдельных упоминаний о «красной свитке» и вставного эпизода (рассказа кума) предстает образ черта-гуляки, которого изгнали из пекла за то, что он целый день сидел в шинке, пока не пропил свою «красную свитку». В «Вечере накануне Ивана Купала» Бисаврюк – тоже гуляка. Но он вызывает чувство страха. Это «дьявол в человеческом образе», «бесовский человек». Гоголь использует здесь распространенный в мировой литературе мотив продажи души черту в обмен на богатство, деньги. Эту повесть, как и многие другие из цикла «Вечеров…», можно рассматривать как религиозное поучение. Автор не декларирует мысль о том, что союз с нечистой силой имеет печальные последствия, приносит несчастье. Он преподносит ее в образной форме, демонстрируя ее справедливость всем ходом развития действия.
Вопрос об источниках образа черта в гоголевских «Вечерах…» требует отдельного рассмотрения и не может быть решен однозначно. Гоголь воспользовался бродячим сюжетом, который является сложным продуктом международного общения. Безусловно, также и то, что на создателя «Вечеров…» сильно влияли украинские народные легенды, верования, а также литературные источники. По мнению П. Филипповича, образ черта в первом сборнике Гоголя восходит к балладе Гулака-Артемовского «Пан Твардовский», которая была очень популярной.
усматривал источник комического образа черта в житийной и аскетической литературе, отмечая, что «святые подвижники, предаваясь молитве и лишениям, торжествовали над всеми искушениями и уловками дьявола», который «превращался в простоватого, играющего комическую роль беса». Убедительным представляется также предположение исследователя о том, что комический образ черта мог появиться у Гоголя под влиянием вертепных пьес украинского театра: «черт малорусского театра безобидного характера и играет возле казака служебную и комическую роль».
Как и в творчестве других романтиков, художественный мир в произведениях Гоголя раздвоен: мир действительный, реальный, земной, дневной и мир причудливой фантастики, ночной, темной. При этом фантастика у Гоголя связаны с мифологией, и эта связь настолько тесная, что можно говорить о мифологизированном ее характере.
Расколотость мира у Гоголя подчеркивается тем, что люди и мифологические существа находятся в одном пространстве и существуют одновременно. Солоха ведьма, и обыкновенная женщина. Она может летать на метле, встречаться с чертом и с вполне реальными односельчанами. Путешествие в ад совершает герой «Пропавшей грамоты», где подвергается «бесовскому обморачиванию».
Многолик колдун в «Страшной мести»: он и казак, и отец Катерины, и существо, противопоставленное народу, враг, изменник. Колдун способен совершать разные чудеса, но перед христианскими символами, святынями и заветами он бессилен. В восприятии Данила Бурульбаша он – антихрист, и даже родная дочь Катерина видит в нем богоотступника.
Демонологические мотивы очень важны в художественной структуре повестей «Майская ночь, или Утопленница», «Вечер накануне Ивана Купала», «Ночь перед Рождеством». Здесь важную роль играет образ ведьмы
.
В народных сказках и легендах встречается ведьма старая и молодая. В гоголевских «Вечерах…» также представлены разные типы этого распространенного в украинской демонологии персонажа. В «Майской ночи» молодая жена сотника, «румяна и бела собою», оказывается суровой мачехой, страшной ведьмой, способной превращаться в иные существа и творить зло: она сводит со свету панночку. В «Пропавшей грамоте» ведьмы «разряжены, размазаны, словно панночки на ярмарке». В «Вечере накануне Ивана Купала» ведьма «с лицом, как печеное яблоко» - страшная колдунья, которая появляется в образе черной собаки, затем – кошки и толкает Петруся Безродного на преступление. Гоголевская Солоха производит не такое страшное впечатление возможно потому, что живет в двух мирах. В обыденной жизни она «добрая баба», которая «умела причаровать к себе самых степенных казаков». Дородная и любвеобильная, она относится к разряду ведьм на том основании, что любит летать на метле, собирать звезды и является любовницей черта.
Русалки
– богини водоемов в славянской мифологии изображены Гоголем в повести «Майская дочь». Историю о панночке-Вереница" href="/text/category/verenitca/" rel="bookmark">вереницами выбегающие из воды. Они чрезвычайно привлекательны. Однако восторженное описание русалки у Гоголя заканчивается авторским предостережением: «Беги, крещеный человек! уста ее – лед, постель – холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку». Антитеза русалки – «некрещеные дети» и «крещеный человек» подчеркивает враждебность языческих стихий и христианских представлений.
Большинство образов украинской демонологии имеют дохристианское происхождение. Христианские и языческие мотивы причудливо переплетаются в художественной ткани «Вечеров…».
Синтез языческих и христианских мотивов наблюдаем также в изображении праздников, что особенно ярко проявляется в «Вечере накануне Ивана Купала» и «Ночи перед Рождеством». В частности, словосочетание «Ивана Купала» в названии повести напоминает о языческом празднике Купала, распространенном среди славянских народов. Который отмечали в ночь с 6 на 7 июля . С введением христианства появился праздник Иоанна Крестииюля), а в народном сознании дохристианская и христианская традиции были объединены, что нашло отражение в праздновании Ивана Купала.
Автор «Вечеров…» проявляет повышенный интерес к славянской демонологии. Но во всех повестях, где присутствует нечистая сила – воплощение зла, она оказывается поверженной, наказанной. «<…>Одоление черта – одна из основных тем «Вечеров…»,- замечает. В борьбе с ней подчеркивается значение христианских святынь и символов, в частности, креста, крестного знамения, молитвы, кропила и святой воды. Упоминание о них в тексте гоголевских повестей занимает на первый взгляд немного места, но они играют важную роль в авторской концепции мира, неотъемлемой частью которой является христианская культура. Особенно ощутимы христианские элементы в «былях», рассказанных дьячком Диканьской церкви Фомой Григорьевичем. Например, упомянув о своем деде в повести «Вечер накануне Ивана Купала», рассказчик не забывает добавить «царство ему небесное!», а, вспомнив о лукавом и его проделках, - «чтоб ему собачьему сыну приснился крест святой». Подобные акценты встречаем и в «Заколдованном месте». Во всех «былях», рассказанных Фомой Григорьевичем, единственным спасением от нечистой силы является крестное знамение. В «Заколдованном месте» дед кладет кресты, если услышит о «проклятом месте». Здесь черт – «враг Господа Христа, которому нельзя верить…». Мотив продажи души черту – один из ключевых в повести «Вечер накануне Ивана Купала», в финале которой несколько раз упоминается о крестном знамении, как единственном спасении от нечистой силы: «отец Афанасий ходил по всему селу со святою водою и гонял черта кропилом». В «Пропавшей грамоте» - повести о том, «как ведьмы играли с покойным дедом в дурня» - герою удается выиграть и спасти пропавшую грамоту благодаря тому, что он догадался перекрестить карты. Тема одоления черта одна из ключевых в повести «Ночь перед Рождеством». Здесь черту противопоставлен Вакула, набожность которого автор неоднократно подчеркивает: «богобоязливый человек», «набожнейший из всего села человек», который писал образа святых, в частности, евангелиста Луку. Торжеством его искусства была картина, на которой «изобразил он святого Петра в день Страшного суда, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель…». С тех пор и охотится нечистый за Вакулой, желая отомстить ему. Однако купить душу Вакулы, несмотря на обещания («дам денег, сколько хочешь»), ему не удалось. Крестное знамение, сотворенное Вакулой, сделало черта послушным, а сам кузнец оказался гораздо хитрее черта.
Повесть «Страшная месть» одна из ключевых в сборнике, суммирует христианские мотивы, нашедшие в нем отражение. Важную роль играет в ней мотив праведного Божьего суда, который повторяется дважды: вначале душа Катерины предупреждает отца о том, что «близок Страшный суд», затем в истории о двух казаках – Петре и Иване, которую поведал слепой бандурист. В этой вставочной легенде, завершающей повесть, на первом плане – мотив предательства, восходящий к библейским архетипам. Ведь Петр предал своего брата, как Иуда. С образом колдуна связан в повести едва намеченный в ее начале образ чужбины. Выявить истинный облик колдуна помогает чудодейственная сила икон. Под влиянием святых икон и молитвы и «проявился» недобрый гость. Мотив продажи души черту в указанной повести связан не только с образом колдуна, но и с его предками, «нечистыми дедами», которые «готовы были себя продать за денежку сатане с душою». Колдун – «брат черту», подобно нечистому искушает душу Катерины, просит выпустить его из кельи, куда заточил его Данило Бурульбаш. И чтобы склонить ее на свою сторону, заводит речь об апостоле Павле, который был грешным человеком, но покаялся и сделался святым: «Покаюсь: пойду в пещеры, надену на тело жесткую власяницу, день и ночь буду молиться Богу». Ложным клятвам колдуна противопоставлен в этом эпизоде мотив святости. Колдун, способный на многие чудеса, не может пройти сквозь стены, которые строил святой схимник.
Значение христианских мотивов в первом гоголевском сборнике нельзя недооценивать. Христианское мировоззрение - неотъемлемая часть характеристики автора и его героев. Ирреальный, ночной мир, населенный чертями, ведьмами, русалками и другими персонажами древней славянской мифологии, оценивается с точки зрения христианской идеологии, а главный его персонаж – черт – осмеян и повержен. Христианские и языческие мотивы и символы в «Вечерах…» Гоголя резко противопоставлены и вместе с тем даны в синтезе как противоположные полюсы, характеризующие народное мировосприятие.
ВВЕДЕНИЕ:
«В каждой великой литературе есть писатель, составляющий отдельную Великую литературу: Шекспир – в Англии, Гете – в Германии, Сервантес – в Испании, Петрарка и Данте – в Италии. В русской литературе высится вершина, никого не затмевающая, но сама по себе являющая отдельную Великую литературу – Николай Васильевич Гоголь».
При изучении творчества Николая Васильевича Гоголя меня заинтересовал тот факт, что всемирно известный писатель-реалист для достижения своих целей неизменно использовал фантастическое начало в своих произведениях.
Н. В. Гоголь – первый крупный русский писатель-прозаик. В этом качестве он, по мнению многих современников, стоял выше самого А.С.Пушкина, которого признавали, прежде всего, как поэта. Например, В.Г.Белинский, похвалив пушкинскую «Историю села Горюхино», сделал оговорку: «...Если бы в нашей литературе не было повестей Гоголя, то мы ничего лучшего не знали бы».
С Н.В. Гоголем и «гоголевским направлением» (более поздний термин русской критики, введен Н.Г. Чернышевским) обычно связывают расцвет реализма в русской прозе. Для него характерно особое внимание к социальной проблематике, изображение (нередко сатирическое) социальных пороков николаевской России, тщательное воспроизведение социально и культурно значимых деталей в портрете, интерьере, пейзаже и других описаниях; обращение к темам петербургской жизни, изображение судьбы мелкого чиновника. В.Г. Белинский считал, что в произведениях Н.В. Гоголя отражается дух «призрачной» действительности тогдашней России. В.Г.Белинский же подчеркивал, что творчество Н.В. Гоголя нельзя сводить к социальной сатире (что касается самого Н.В. Гоголя, то он никогда не считал себя сатириком).
В то же время реализм Н.В. Гоголя совершенно особого рода. Некоторые исследователи (например, писатель В.В. Набоков) вообще не считают Гоголя реалистом, другие называют его стиль «фантастическим реализмом». Дело в том, что Гоголь – мастер фантасмагории. Во многих его сюжетах присутствует фантастический элемент. Создается ощущение «смещенной», «искривленной» реальности, напоминающей кривое зеркало. Это связано с гиперболой и гротеском – важнейшими элементами эстетики Н.В. Гоголя.
Поэтому тема реферата «Фантастика в произведениях Н.В. Гоголя» является для меня актуальной в связи с моим интересом к творческой манере Н.В. Гоголя, которая получила свое продолжение в творчестве таких писателей XX века, как, например, Владимир Маяковский и Михаил Булгаков.
Цель исследования – выявить роль фантастики в отдельных произведениях Н.В. Гоголя и способы ее «существования» в художественном тексте.
В качестве п редмета исследования я выбрала повести Н.В. Гоголя «Вий», «Портрет», «Нос».
Задачи исследования :
- дать представление об эволюции фантастического в произведениях Н.В.Гоголя;
- охарактеризовать особенности фантастического в повестях Н.В.Гоголя: «Вий», «Нос», «Портрет».
В связи с поставленными задачами основная часть реферата состоит из двух частей.
Источниковедческой базой исследования явились монографические исследования (Анненский И.Ф. «О формах фантастического у Гоголя», Манн Ю. «Поэтика Гоголя», Мережковский Д.С. «Гоголь и черт» ), книга учебно-методического характера (Лион П.Э., Лохова Н.М. «Литература»), художественные произведения (повести Н.В. Гоголя «Вий», «Портрет», «Нос» ).
Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования её материалов для докладов, лекций на уроках литературы и научно-практических конференциях по русской литературе ХIХ века.
В петербургских повестях фантастический элемент резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности. Сверхъестественное присутствует в сюжете не прямо, а косвенно, опосредованно, например, как сон («Нос»), бред («Записки сумасшедшего»), неправдоподобные слухи («Шинель»). Только в повести «Портрет» происходят действительно сверхъестественные события. Не случайно В.Г.Белинскому не понравилась первая редакция повести «Портрет» именно из-за чрезмерного присутствия в ней мистического элемента.
Как было отмечено выше, в ранних произведениях Н.В. Гоголя образуется своеобразное волшебное пространство, где встречаются фантастический и реальный миры, причем при встрече с фантастическим миром можно заметить некое искривление бытового пространства: стога перемещаются с места на место, персонаж не может попасть вилкой в рот.
Но петербургские повести уже «выламываются» из этой традиции: здесь гротеск отчасти социальный, такой формы изображения требует сама действительность.
Дьявольская сила в повести «Вий» поистине страшна. Это либо «огромное чудовище в своих перепутанных волосах, в лесу: сквозь сеть волос глядели страшно два глаза, подняв немного брови. Над нами держалось в воздухе что-то в виде огромного пузыря с тысячью протянутых из середины клещей и скорпионьих жал. Чёрная земля висела на них клоками». Или это сам Вий – «приземистый, дюжий, косолапый человек. Весь был он в чёрной земле. Как жилистые, крепкие корни, выдавались его, засыпанные землёю, ноги и руки. Тяжело ступал он, поминутно оступаясь. Длинные веки опущены были до самой земли. С ужасом заметил Фома, что лицо было на нем железное... «Поднимите мне веки: не вижу!» – сказал подземным голосом Вий, – и все кинулось подымать ему веки. Вий уставил на Хому свой железный палец, философ упал на землю бездыханный».
Как пишет в эти же годы Е.Баратынский в стихотворении «Последний поэт»:
Век шествует путём своим железным...
Вий – это образ, рождённый во времена «помрачения». Он не меньше, чем Печорин или Онегин, герой времени, и больше, чем они, – символ, вобравший в себя все страхи, тревогу и боль этой поры. В такие времена из тёмных закоулков сознания, из колыбельных страхов, из пещерных глубин души на свет выходят призраки и страшилища, обретающие реальные черты.
В повести Н.В.Гоголя нечистые духи так и не покинули церковь: «Так навеки и осталась церковь, с завязнувшими в дверях и окнах чудовищами, обросла лесом, корнями, бурьяном, диким терновником, и никто не найдёт теперь к ней дороги».
Дорога к храму заросла бурьяном, сам храм наполнен нечистой силой.
И.Ф. Анненский указывал, что серьезность изображения в «Вии» сверхъестественной реальности обуславливает и необходимый для завершения сюжета трагический финал повести: «Смерть Хомы есть необходимый конец рассказа – заставьте его проснуться от пьяного сна, вы уничтожите все художественное значение рассказа».
2.2. «Странное» происшествие с майором Ковалевым (по повести Н.В.Гоголя «Нос»).
В повести «Нос» Н.В. Гоголь полностью снимает носителя фантастики – «персонифицированное воплощение ирреальной силы». Но сама фантастичность остается. Причем гоголевская фантастика вырастает из бытовой, прозаической основы.
Перед нами реальный Петербург времен Гоголя. Это и центр города – Адмиралтейские части с Невским, с близостью дворцов и Невы, – и Гороховая, и Мещанские улицы, петербургские церкви и соборы, цирюльни, ресторации и магазины. Это Таврический сад, где прогуливался нос майора Ковалева, и Садовая, где Ковалев живет, и редакция газеты, и департамент, и Гостиный двор, и Казанский собор, и Адмиралтейская площадь.
Реальны и взаимоотношения чиновников департамента, и детали одежды, быта, общения…
Но в то же время все абсолютно нереально!
«Нос» принадлежит к тем произведениям, которые ставят читателя перед тайной буквально с первой фразы. «Марта 25 числа случилось в Петербурге необыкновенно странное происшествие». Однажды утром майор Ковалев «проснулся довольно рано» и, «к величайшему изумлению своему, увидел, что у него вместо носа совершенно гладкое место!». «Проснулся довольно рано» и цирюльник Иван Яковлевич и обнаружил в булке, которую он разрезал, именно нос майора Ковалева. Из рук цирюльника нос отправился в Неву с Исаакиевского моста.
Происшествие, действительно фантастическое, но (и это гораздо более странно, чем случившееся) персонажи «Носа» довольно скоро забывают о «несбыточности» истории и начинают вести себя в ней сообразно своим характерам.
Перечень попыток найти причину таинственного исчезновения носа Ковалева мог бы составить большой и курьезный список.
И.Ф. Анненский в свое время писал, что виновник событий – сам Ковалев. Один из современных исследователей пишет, что нос удрал от Ковалева, так как тот слишком высоко его задирал. Пожалуй, уж больше правды в словах самого Ковалева: «И пусть бы уже на войне отрубили или на дуэли, или я сам был причиною, но ведь пропал ни за что, ни про что, пропал даром, ни за грош!..»
А странность происшествия все нарастает. Вместо того чтобы плавать в Неве, нос оказывается в карете в центре Петербурга: «Он был в мундире, шитом золотом, с большим стоячим воротником; на нем были замшевые панталоны; при боку шпага». Ковалев «чуть не сошел с ума от такого зрелища». Его собственный нос разъезжает по Петербургу в чине статского советника (что гораздо выше чина самого Ковалева), он молится в Казанском соборе, ездит с визитами, да еще и отвечает на высказывания Ковалева, что он (нос) «решительно ничего не понимает». Ковалев «не знал, как и подумать о таком странном происшествии».
Безусловно, все причастные к этой «истории», удивляются происходящему, но, во-первых, это удивление до странности обыденное: парикмахер, «опознав» нос, думает больше о том, как избавиться от него; Ковалев предпринимает меры по возвращению носа, обращаясь к обер-полицмейстеру, в газетную экспедицию, к частному приставу; доктор рекомендует оставить все как есть, а полицейский, «который в начале повести стоял в конце Исаакиевского моста» (то есть тогда, когда нос, завернутый в тряпку, был брошен в воду), возвращая пропажу, говорит, что «принял его сначала за господина. Но, к счастью, были со мною очки, и я тот же час увидел, что это был нос», и вовсе не выглядит удивленным.
А во-вторых, удивляются они совсем не тому, чему следовало бы удивляться. Кажется, вообще никого не волнует вопрос:
каким образом нос вообще мог сделаться человеком, а если и сделался, то, как окружающие могут воспринимать его и как человека и как нос одновременно?
Еще более нагнетая фантастичность ситуации, Н.В. Гоголь намеренно исключает возможность объяснения «истории» как недоразумения или обмана чувств персонажа, предотвращает тем, что вводит сходное восприятие факта другими персонажами или, например, заменяет «сверхъестественную причину исчезновения части существа своего героя анекдотической неловкостью парикмахера», т.е. причиной явно абсурдной.
В связи с этим изменяется в повести и функция формы слухов. Форма слухов «вправлена» в необычный контекст. Она не служит средством завуалированной (неявной) фантастики. Слухи выступают на фоне фантастического происшествия, поданного как достоверное. Таким образом, Гоголь открывал в окружающей его жизни нечто еще более неправильное и фантастическое, чем то, что могли предложить любая версия или любой слух.
Вероятно, успех пушкинской «Пиковой дамы» побудил Н.В. Гоголя рассказать историю о человеке, которого погубила жажда золота. Автор назвал свою повесть «Портрет». Потому ли, что портрет ростовщика сыграл роковую роль в судьбе его героев-художников, судьбы которых сопоставлены в двух частях повести? Или потому, что Н.В. Гоголь хотел дать портрет современного общества и талантливого человека, который гибнет или спасается вопреки враждебным обстоятельствам и унизительным свойствам натуры? Или это портрет искусства и души самого писателя, пытающегося уйти от соблазна успеха и благополучия и очистить душу высоким служением искусству?
Наверное, есть в этой странной повести Гоголя и социальный, и нравственный, и эстетический смысл, есть размышление о том, что такое человек, общество, искусство. Современность и вечность сплетены здесь так неразрывно, что жизнь русской столицы 30-х годов XIX века восходит к библейским размышлениям о добре и зле, об их бесконечной борьбе в человеческой душе.
Художника Чарткова поначалу мы встречаем в тот момент его жизни, когда он с юношеской пылкостью любит высоту гения Рафаэля, Микеланджело и презирает ремесленные подделки, заменяющие искусство обывателю. Увидев в лавке странный портрет старика с пронзительными глазами, Чартков готов отдать за него последний двугривенный. Нищета не отняла у него способности видеть красоту жизни и с увлечением работать над своими этюдами. Он тянется к свету и не хочет превращать искусство в анатомический театр, обнажать ножом-кистью «отвратительного человека». Он отвергает художников, у которых «самая природа... кажется низкою, грязною», так что «нет в ней чего-то озаряющего». Чартков, по признанию его учителя живописи, талантлив, но нетерпелив и склонен к житейским удовольствиям, суете. Но как только деньги, чудом выпавшие из рамы портрета, дают Чарткову возможность вести рассеянную светскую жизнь и наслаждаться благополучием, богатство и слава, а не искусство, становятся его кумирами. Своим успехом Чартков обязан тем, что, рисуя портрет светской барышни, который выходил у него скверным, он смог опереться на бескорыстное произведение таланта – рисунок Психеи, где слышалась мечта об идеальном существе. Но идеал был не живым и, только соединившись с впечатлениями реальной жизни, стал притягательным, а реальная жизнь обрела значительность идеала. Однако Чартков солгал, придав незначительной девице облик Психеи. Польстив ради успеха, он изменил чистоте искусства. И талант стал покидать Чарткова, изменил ему. «Кто заключил в себе талант, тот чище всех должен быть душою», – говорит отец сыну во второй части повести. И это почти дословный повтор слов Моцарта в пушкинской трагедии: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Но для А.С. Пушкина добро – в природе гениальности. Н.В. Гоголь же пишет повесть о том, что художник, как и все люди, подвержен соблазну зла и губит себя и талант ужаснее и стремительнее, чем люди обычные. Талант, не реализованный в подлинном искусстве, талант, расставшийся с добром, становится разрушительным для личности.
Чартков, ради успеха уступивший истину благообразию, перестает ощущать жизнь в ее многоцветности, изменчивости, трепете. Его портреты утешают заказчиков, но не живут, они не раскрывают, а закрывают личность, натуру. И, несмотря на славу модного живописца, Чартков чувствует, что он не имеет никакого отношения к настоящему искусству. Замечательная картина художника, усовершенствовавшегося в Италии, вызвала в Чарткове потрясение. Вероятно, в восхищенном контуре этой картины Гоголь дал обобщенный образ знаменитого полотна Карла Брюллова «Последний день Помпеи». Но потрясение, испытанное Чартковым, не пробуждает его к новой жизни, потому что для этого необходимо отказаться от погони за богатством и славой, убить в себе зло. Чартков избирает другой путь: он начинает изгонять из мира талантливое искусство, скупать и резать великолепные полотна, убивать добро. И этот путь ведет его к сумасшествию и смерти.
Что было причиной этих страшных превращений: слабость человека перед соблазнами или мистическое колдовство портрета ростовщика, собравшего в своем обжигающем взгляде зло мира? Н.В. Гоголь двойственно ответил на этот вопрос. Реальное объяснение судьбы Чарткова столь же возможно, как и мистическое. Сон, приводящий Чарткова к золоту, может быть и осуществлением его подсознательных желаний, и агрессией нечистой силы, которая поминается всякий раз, как речь заходит о портрете ростовщика. Слова «черт», «дьявол», «тьма», «бес» оказываются в повести речевой рамой портрета.
«А.С. Пушкин в «Пиковой даме» по существу опровергает мистическое истолкование событий. Повесть, написанная Н.В. Гоголем в год появления и всеобщего успеха «Пиковой дамы», является ответом и возражением А.С.Пушкину». Зло задевает не только подверженного соблазнам успеха Чарткова, но и отца художника Б., который писал портрет ростовщика, похожего на дьявола и самого ставшего нечистой силой. И «твердый характер, честный прямой человек», написав портрет зла, чувствует «тревогу непостижимую», отвращение к жизни и зависть к успехам талантливых своих учеников.
Художник, прикоснувшийся к злу, написавший глаза ростовщика, которые «глядели демонски-сокрушительно», уже не может писать добро, кистью его водит «нечистое чувство», и в картине, предназначенной для храма, «нет святости в лицах».
Все люди, связанные с ростовщиком в реальной жизни, гибнут, изменив лучшим свойствам своей натуры. Художник, который воспроизвел зло, расширил его влияние. Портрет ростовщика отнимает у людей радость жизни и пробуждает «тоску такую... точно как будто бы хотел зарезать кого-то». Характерно стилистически это сочетание: «точно как будто бы...»
Разумеется, «точно» употреблено в смысле «как», чтобы избежать тавтологии. Вместе с тем сочетание «точно» и «как будто бы» передает свойственную Н.В. Гоголю манеру детализированного реалистического описания и призрачности, фантастического смысла событий.
Повесть «Портрет» не несет успокоения, показывая, насколько все люди, независимо от свойств своего характера и высоты убеждений, подвержены злу. Н.В. Гоголь, переделав финал повести, отнимает надежду на искоренение зла. В первой редакции облик ростовщика таинственно испарялся с полотна, оставив чистым холст. В окончательном тексте повести портрет ростовщика исчезает: зло опять пошло бродить по свету.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
«Фантастика – особая форма отображения действительности, логически не совместимая с реальным представлением об окружающем мире – освобождала писателя от каких-либо ограничивающих правил, давала ему свободу в реализации творческих возможностей и способностей. Видимо, это и привлекало Н.В. Гоголя, который активно использовал фантастические элементы в своих произведениях. Сочетание фантастического и реалистического становится важнейшей особенностью произведений Н.В.Гоголя».
В ранних произведениях Гоголя фантастическое мыслится как следствие влияния конкретных «носителей фантастики», связано с фольклором (малороссийские сказки и легенды), с карнавальной традицией и с романтической литературой, которая тоже заимствовала такие мотивы из фольклора.
Фантастика может выступать в явной форме. Тогда «носители фантастики» принимают непосредственное участие в развитии сюжета, но действие относится к прошлому, а фантастические события сообщаются или автором-повествователем или персонажем, выступающим основным повествователем. В этом случае фантастическое «смешивается» с реальным. По словам В.Г. Белинского, возникает особый мир «поэтической действительности, в которой никак не узнаешь, что в ней быль и что сказка, но все поневоле принимаешь за быль».
В произведении, в котором фантастика выступает в завуалированной форме (неявная фантастика), нет прямого указания на нереальность события, действие происходит в настоящем, создается впечатление, что автор старается затушевать эту нереальность, сгладить у читателя ощущение нереальности события. Фантастика концентрируется чаще всего в предисловии, эпилоге, вставных элементах, где и рассказываются легенды.
Самих же «носителей фантастики» не видно, зато остаются следы их деятельности. В этом случае реальная линия развивается параллельно фантастической и каждое действие можно объяснить с двух точек зрения.
В петербургских повестях Н.В. Гоголя «носитель фантастики» устраняется. Он заменяется иррациональным безличным началом, присутствующем во всем произведении. Фантастический элемент здесь резко отодвигается на второй план сюжета, фантастика как бы растворяется в реальности.
Связь фантастики и реальности в этот период творчества значительно усложняется. Противоречия эпохи доведены писателем до степени абсурда, пронизывающего всю русскую жизнь. Н.В. Гоголь умеет увидеть и показать обыденное под совершенно новым углом зрения, в неожиданном ракурсе. Рядовое событие обретает зловещую, странную окраску, но и фантастическое событие почти неотделимо от реальности.
Парадоксальность повестей Гоголя этого периода в том, что фантастическое в них максимально приближено к реальности, но сама реальность алогична и фантастична по самой своей сути. Следовательно, роль фантастики – выявление противоестественности современной Гоголю реальности.
Проведя небольшое исследование «Фантастика в произведениях Н.В.Гоголя», я могу сделать вывод о том, что гоголевская фантастика построена на представлении о двух противоположных началах – добра и зла, божеского и дьявольского (как и в народном творчестве), однако собственно доброй фантастики нет, она вся переплетена с «нечистой силой». На примере его произведений прослеживается эволюция фантастики, совершенствуются способы её введения в повествование.
Н.В. Гоголь остается для нас все еще загадкой. В его творчестве есть какая-то особенная притягательность тайны. В детстве интересно читать сказки о вурдалаках и чертях.
В зрелом возрасте к человеку приходят мысли о сущности бытия, о смысле жизни, о необходимости бороться со злом в самом себе, людях. У этого зла разные лица, имя ему – порок! Нужны силы, чтобы с ним справиться.
Литературный материал Н.В. Гоголя очень хорош для экранизации, но сложен для постановки на сцене. Нужны спецэффекты, нужны большие затраты, чтобы быть убедительным в своем творчестве. Но это не пугает художников кино и театра. Делаются большие проекты, снимаются фильмы ужасов. Они имеют успех у миллионов зрителей не только за рубежом, но и у нас в России. Это свидетельствует о том, что Н.В. Гоголь по-прежнему популярен и его творчество до сих пор актуально.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:
- Анненский И.Ф. О формах фантастического у Гоголя // Анненский И.Ф. Книги отражений – М., 1979.
- Гоголь Н.В. Повести. Мертвые души: Книга для ученика и учителя – М.: ООО «Издательство АСТ»: «Олимп», 2002.
- Лион П.Э., Лохова Н.М. Литература: Для школьников старших классов и поступающих в вузы: Учеб. пособие. – М.: Дрофа, 2000.
- Манн Ю. Поэтика Гоголя – М.: «Художественная литература», 1988.
- Мережковский Д.С. Гоголь и черт // В тихом омуте. Статьи и исследования разных лет – М., 1991.
- Энциклопедический словарь юного литературоведа / Сост. В.И.Новиков. – М.: Педагогика, 1987.
В каждой литературе есть писатель, составляющий отдельную Великую литературу: Шекспир – в Англии, Гете – в Германии, а Николай Васильевич Гоголь – в России. При изучении его творчества меня заинтересовал тот факт, что всемирно известный писатель-реалист для достижения своих целей неизменно использовал фантастическое начало в своих произведениях. Н.В.Гоголь – первый крупный русский писатель-прозаик. В этом качестве он, по мнению многих современников, стоял выше самого А.С.Пушкина, которого признавали, прежде всего, как поэта. Например, В.Г.Белинский, похвалив пушкинскую «Историю села Горюхино», сделал оговорку: «...Если бы в нашей литературе не было повестей Гоголя, то мы ничего лучшего не знали бы». С Николаем Васильевичем и «гоголевским направлением» обычно связывают расцвет реализма в русской прозе. Белинский считал, что в произведениях Гоголя отражается дух «призрачной» действительности тогдашней России. Он же подчеркивал, что его творчество нельзя отнести к социальной сатире, что касается самого писателя, то он никогда не считал себя сатириком. В то же время реализм Гоголя совершенно особого рода. Некоторые исследователи вообще не считают его реалистом, другие называют его стиль «фантастическим реализмом». Дело в том, во многих сюжетах писателя присутствует фантастический элемент. Отсюда и создается ощущение кривого зеркала. Поэтому тема моего реферата «Фантастика в произведениях Н.В. Гоголя» является для меня актуальной в связи с моим интересом к его творческой манере, которая получила свое продолжение в деятельности таких писателей XX века, как, например, Владимира Маяковского и Михаила Булгакова. Цель моего исследования это выявить роль фантастики в отдельных произведениях Гоголя и способы ее «существования» в художественном тексте. В качестве пр едмета исследования я выбрала такие повести, как «Вий», «Портрет» и «Нос». Но для начала я бы хотела дать краткое определение слову фантастика. Итак, фантастика – особая форма отображения действительности, логически не совместимая с реальным представлением об окружающем мире, она, как бы, освобождала писателя от каких-либо ограничивающих правил, давала ему свободу в реализации творческих возможностей и способностей. Видимо, это и привлекало Гоголя, который активно использовал фантастические элементы в своих произведениях. Сочетание фантастического и реалистического становится важнейшей особенностью его произведений. По словам Белинского, отсюда и возникает особый мир «поэтической действительности, в которой никак не узнаешь, что в ней быль и что сказка, но все поневоле принимаешь за быль». Реальное в сюжетах Гоголя соседствует с фантастическим на протяжении всего его творчества. Но с этим явлением происходит некоторая эволюция, т.е. роль, место и способы включения фантастического элемента не всегда остаются одинаковыми. Так, например, в ранних произведениях писателя, таких как «Вий» и «Вечера на хуторе близ Диканьки», фантастическое выходит на передний план сюжета, ведь Вий – это образ, рождённый во времена «помрачения». Он не меньше, чем Печорин или Онегин, герой времени, и больше, чем они, символ, вобравший в себя все страхи, тревогу и боль той поры. В такие времена из тёмных закоулков сознания, из колыбельных страхов, из пещерных глубин души на свет выходят призраки, обретающие реальные черты. А вот уже в петербургских повестях, таких как «Нос», «Записки сумасшедшего», а также «Шинель» фантастический элемент резко отодвигается на второй план и фантастика как бы растворяется в реальности. Парадоксальность повестей Гоголя именно этого периода в том, что фантастическое в них максимально приближено к реальности, но сама реальность фантастична по самой своей сути. И наконец, в произведениях последнего периода, таких как «Ревизор», и «Мертвые души» фантастический элемент в сюжете практически отсутствует. В них изображаются события не сверхъестественные, а скорее странные и необычные, хотя и в принципе возможные. Исходя из всего выше сказанного, я могу сделать вывод о том, что гоголевская фантастика построена на представлении добра и зла. На примере его произведений прослеживается эволюция фантастики, а также совершенствуются способы её введения в повествование. Н.В. Гоголь остается для нас все еще загадкой. В его творчестве есть какая-то особенная притягательность тайны. В детстве интересно читать сказки о вурдалаках и чертях. В зрелом же возрасте к человеку приходят мысли о сущности бытия, о смысле жизни, о необходимости бороться со злом в самом себе и в людях. У этого зла разные лица и нужны силы, чтобы с ними справиться. Литературный материал Гоголя очень хорош для экранизации, но сложен для постановки на сцене. Нужны спецэффекты, а также большие затраты, чтобы быть убедительным в своем творчестве. Но это не пугает художников кино и театра, т.к. делаются большие проекты, снимаются фильмы ужасов. Они имеют успех у миллионов зрителей не только за рубежом, но и у нас в России. Это свидетельствует о том, что Н.В. Гоголь по-прежнему популярен и его творчество до сих пор актуально.
