За дебютный роман, National Book Critics Circle Award
По требованию публиковавшего роман издательства Éditions Grasset (англ.) русск. автор был вынужден удалить из книги 20 страниц, содержавших критику романа Джонатана Литтелла «Благоволительницы ». В 2012 году американский журнал The Millions (англ.) русск. опубликовал изъятые страницы .
Напишите отзыв о статье "Бине, Лоран"
Примечания
Отрывок, характеризующий Бине, Лоран
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
Оценил книгу
Мне столько хочется сказать об этой книге.
И вот я открываю окошко для рецензии и сижу над пустым листом. Долго сижу. Потом пишу, стираю написанное и снова сижу. Потому что что бы я ни сказала сейчас об истории со странным названием HHhH, это будут одни эмоции и ничего вразумительного. А эмоции захватывают, их целый шквал, ураган. Это о других книгах мне обычно и двух слов не сказать, а тут прям тянет сказать, и сказать много. Поэтому, наверное, все написанное дальше будет сугубо предвзятым.
Я так долго ждала ее выхода, отслеживала во всех интернет-магазинах и выглядывала в московских книжных, что, держа в руках бумажный экземпляр, не могла поверить своей удаче.
Ну ладно. К черту лирику.
***
Коллега видит у меня эту книгу. Спрашивает:
- Страшная?
Я не знаю, что ей ответить.
- Не страшнее, чем наша история.
***
А теперь собственно отзыв.
Иначе зачем мы тут с вами разговариваем.
Лоран Бине написал удивительную книгу, удивительную и просто неожиданную. Взяв за основу одно из поворотных событий Второй мировой войны - убийство одного из нацистских бонз Рейнхарда Гейдриха - он написал роман не совсем документальный и не совсем художественный, но нечто на стыке этих двух жанров. С одной стороны, он использовал невероятное количество материала, перелопатил горы документов, читал практически все, что имело хоть мало-мальское отношение к теме; с другой - с явным и острым талантом смог перенести читателя в ту эпоху. Он одинаково точно и живописно переносит читателя то в предвоенный Берлин, то в поставленную на колени Прагу, то в... собственную квартиру.
Да, Бине в своем произведении пошел несколько дальше обычного и перенес на бумагу и муки выбора, стоящие перед писателем-историком: с одной стороны, ему хочется отразить все события максимально правдиво, нигде не привирая (благо, основ хватает), но хочется добавить тексту живости и остроты, в большей степени свойственных тексту художественному. Признаться, в первый момент я была настроена к такому рассказу скептически, но на тридцатой странице поняла, что, похоже, в историю окончательно и бесповоротно влюбилась. На мой взгляд, Лорану Бине эксперимент удался: сплав двух жанров вдохнул жизнь в то, что для многих из нас не больше, чем страницы учебника истории или пожелтевшие бумаги.
Так, каждый из нас знает, в каком году началась Вторая мировая, в каком - Великая отечественная, любой желающий может ознакомиться с поражающим воображение количеством погибших, но эта цифра в какой-то момент перестает осознаваться и становится просто звучной фразой. В самом деле, можно ли реально почувствовать разницу между восемью и девятью миллионами? между двадцатью девятью и тридцатью? Увидеть - да, но реально почувствовать? Так вот, Бине своей книгой заставляет простую фразу, скажем, "в этом концлагере было истреблено 800 000 человек" превратиться в какой-то нереальный ужас, как будто переживаешь каждую смерть отдельно. Не знаю, может, вы мне скажете, что я зажралась и засиделась в своем безопасном домике, но я как будто заново пережила всю эту трагедию. В какой-то момент тебя как бьет током: это действительно было. И было именно так, как он рассказывает.
Как ни странно, при этом в книге нет практически ни одного персонажа. Исключением можно назвать разве что безымянного историка, от чьего лица ведется повествование, который пытается написать книгу об убийстве Гейдриха и который, скорее всего, - это сам Лоран Бине или - как это по-научному - его литературный герой. Все остальные люди, появляющиеся на страницах, - это именно люди, которые когда-то жили, чувствовали, действовали. Об этом очень странно думать, но они все будто действуют в иной плоскости - плоскости, в которую читателя легко переносят, заставляя прожить сначала приход к власти нацистов, затем подготовку и прыжок, наконец, несколько дней в оккупированной Праге, вместе с Габчиком и Кубишем убегать от разъяренных немцев, прятаться в крипте, принимать решающий бой. И еще страннее, что все это - наша история.
Лоран Бине написал какой-то невероятный по степени погружения роман. Это и документалистика, и биография, и детектив, и попытка понять, как два человека решились на такой поступок, как привели в исполнение, и чем за это поплатились. И мне кажется, даже сейчас, несколько дней спустя, что я все еще там. Время смешалось. Или замерло.
Граната взрывается.
Оценил книгу
В ноябре прошлого года мы с мужем и другом гуляли по Праге, шли по набережной, дошли до "танцующего дома", другое название которого "Джинджер и Фред" в честь знаменитых голливудских танцовщиков, повернули на параллельную набережной улице Рессловой, и тут я остановилась и, указав на изрешеченное старыми отверстиями от пуль здание церкви с мемориальной доской, спросила у живущего в Праге друга: "Что это такое?"
И он рассказал нам историю о том, как в 1942 году в крипте этой церкви Кирилла и Мефодия православный священник укрывал семерых чешских партизан-парашютистов, обвиняемых в убийстве рейхспротектора Богемии и Моравии Райнхарда Гейдриха.
История оставила в душе след, мы зашли в крипту и помолчали, глядя на место героического подвига этих семерых, которые отстреливались несколько часов и все до единого пали либо от вражеской пули, либо от собственных, лишь бы не сдаваться в плен врагу.
Когда я узнала, что Фантом-Пресс собирается издать книгу Лорана Бине, повествующую об этих событиях, вопрос "читать или нет" передо мной даже не стоял. Когда Слава Watchdog подарил ее мне на день рождения, решено было не откладывать в долгий ящик. Я ожидала некого научного изложения фактов, может быть, сухого языка, но Бине сумел удивить. У него получилось заинтересовать своей манерой повествования а-ля книга в книге (Бине пишет, как автор собирает материалы к исследованию, как беспокоится о достоверности, размышляет, насколько же тяжело описывать художественным слогом то, что происходило на самом деле с реальными историческими фигурами - и параллельно рассказывает историю Гейдриха и двух других главных героев - Йозефа Габчика и Яна Кубиша).
Порой при чтении по спине пробегали мурашки, настолько связанные с сегодняшним днем проскакивали пассажи, и даже слова, настолько знакомые.
Двадцать лет травили немцев в Чехословакии, и немцы вынуждены были терпеть. Двадцать лет немцы рейха наблюдали за этим зрелищем. Они делали это не потому, что принимают такое положение вещей. Нет, они делали это потому, что были бессильны и беспомощны перед лицом своих мучителей, брошенные в этом мире демократий. Да, если здесь взят под стражу предатель или взят под надзор кто-то, рассыпающий проклятья со своей кафедры, то Англия в ярости и Америка разгневана. Это – те образцовые мировые демократии, что не произносят ни слова, когда сотни и тысячи изгнаны из своих домов, когда десятки тысяч брошены в тюрьмы или тысячи убиты. Мы получили великий урок за последние годы. Мы лишь презираем их за это.
Немцы до сих пор тяжело переживают наследие нацизма и очень трепетно относятся к тому, чтобы их не дай бог не сочли хоть каким-то образом носителями нацистских идей. Но сами признают, что до того, как вскрылись все преступления нацизма - уничтожение евреев, садистские эксперименты, подковерная грызня, нередко приводящая к человеческим жертвам, - большинство поддерживало курс правительства, даже было от него в восторге. Потому что кому же не хочется справедливости по отношению к себе и своему народу - и другое дело, как это отражается на других. Безусловно, все ситуации уникальны и непохожи друг на друга (кто прирастает территориями за счет согласия живущих на них народов, кто просто отжимает их силой оружия, открыто заявляя "у вас тут нефть есть, она нам нужна, отдайте", кто вообще просто приходит хрен знает куда и говорит "а теперь эта земля моя и вы будете мне служить", и аборигены настолько офигевают, что повинуются и т.д.). Но в книге Бине прекрасно показано, что такое молчаливое большинство, и как пассионарии делают историю.
Много мыслей, много... Усугубляются тем, что я везде ходила по этим улочкам и видела память о войне своими глазами.
Парижскую улицу, где сейчас дорогие бутики, а с 12 до 20 век было еврейское гетто - евреев то терпели, то сгоняли туда, и они умирали от грязи и болезней в дикой тесноте.
Новую и Староновую синагоги, куда вход платный, и на все еврейские кладбища в городе - тоже.
Еврейский музей, в котором сохранилось множество бесценных еврейских артефактов, потому что по наущению доктора Августина Штейна Гитлер решил создать в Праге Музей Вымершей Расы после того, как еврейский вопрос будет окончательно решен.
Камни преткновения Гюнтера Демнига, которых сейчас по Европе больше пятидесяти тысяч штук. Их ставят перед домами жертв нацизма, и на каждом камне пишут имя, фамилию, годы рождения и смерти и место гибели.
Важно, чтобы все помнили об этом. И книга Бине - она как раз о памяти.
Оценил книгу
На протяжении четырехсот страниц автор неспешно, иногда сбивчиво, но все же неумолимо приближается к кульминации истории, которую намеревался рассказать. И получилось у него это очень спорно по стилю, но восхитительно безупречно по содержанию. Второстепенный эпизод военного времени он превратил в эпицентр истории сразу нескольких стран и людей.
Постепенное движение, как это часто бывает в биографических книгах, от детства главного героя - он же намеченная жертва, та самая голова гидры, которую успешно срубили чехословацкие (можно через "тире") патриоты, здесь активно перемежается последствиями принятых решений и действий Гейдриха. Тем самым у читателя создается весьма полная в своей чудовищности картина. И вместе с тем приходит понимание.
Лично для меня эта книга стала очень важным напоминанием о том, что если бы немцы победили в войне, то ничего хорошего из этого бы не вышло. История подчас стирает грани, делает видение чуть менее четким - так образ Сталина становится почти героическим, а Гитлер хоть и остается чудовищем в массовом сознании, но появляются уже шепотки о том, что как хорошо живут немцы сейчас, может, и мы так же хорошо жили... если бы.
Если бы Германия победила, если бы гениальный бюрократ Гейдрих остался бы жив, то абсолютное большинство читателей когда-либо открывавших эту книгу никогда бы не родились, потому что их прадедушек и прабабушек бы сгноили в концлагерях. Такова была чудовищная реальность немецкой бюрократической машины, которая как Угрюм-Бурчеев у Салтыкова-Щедрина, начинает воплощать совершенно фантасмагорический план и не может остановиться. Гейдрих - это совершенное и при том реальное воплощение того, на что способен бюрократ, если зайдет достаточно далеко. И это автору удалось передать настолько доходчиво и эмоционально, насколько это вообще возможно.
А вот что автору совершенно не удалось - это небольшие интермедии, которыми он пытался разбавить свою историю. Сначала они были весьма любопытны - история о посещении музея с бесценной и никому ненужной выставкой, история о том как автор выбирал насколько документальной ему делать книгу. Но постепенно эти вставки становятся все более однообразными, и чем яростнее становится крещендо надвигающегося гула из Праги, чем яснее читатель видит перспективу убийства Гейдриха, тем чужероднее на этом фоне выглядят стенания автора о том, что он хотел бы быть там, что его душа, его руки, его сердце рвутся помочь своим героям. Это лишнее. Как лишним для меня были и частые ремарки на тему того, что немцы действительно открытым языком говорили о том, что они делали. Одни говорили, другие - нет. Но всю Германию захватила тогда буря вырваться из которой было, судя по всему, нельзя. И нам всем очень повезло, что нашлись отдельные герои как Кубич с Габчиком и многочисленные сочувствующие словом и делом, которые эту бурю смогли остановить.
HHhH Лоран Бине
(Пока оценок нет)
Название: HHhH
О книге «HHhH» Лоран Бине
Французскай писатель Лоран Бине провел годы, исследуя убийство Райнхарда Гейдриха в Праге в 1942 году, с целью пересказать эту историю как триллер. Но однако он решила, что это нечестно придумывать описания, диалоги, мысли и чувства. Лучшее, что он мог сделать, это прийти к выводу использовать комментарии к истинным фактам, которые он нашла в ходе своего исторического исследования.
Разместив себя в истории, где фигурируют реальные убийцы времен Третьего рейха, рассказчик бросает вызов традиционным способам подачи фактов исторической беллетристикой. Вместе с автором «HHhH» мы вместе отправляемся в его исследовательскую поездку в Прагу; мы узнаем его реакции на документы, книги и фильмы. И, в конце концов, его исторический роман приносит сырую правду. А его литературный талант, проявившийся во всей красе в дебютном романе, позволил Лоран Бине получить Гонкуровскую премию в 2010 году.
Лоран Бине проведет нас через первые годы Гейдриха — познакомит с его музыкальным талантом, его краткой военно-морской карьерой и его быстрым становлением в качестве фаворита начальника СС Генриха Гиммлера. Как глава службы безопасности СС, он стал настоящим подарком для бюрократии: его девизом стало «Документы! Документы! Всегда много документов». Нацисты любят горящие книги, но только не документы.
В сентябре 1941 года в 37 лет он стал временным руководителем Чехии и Моравии, где он вскоре стал известным как «Мясник Праги». Это он организовал печально известную «Хрустальную ночь» в ноябре 1938 года, образуя эскадроны смерти и приводя в действие движение за истребление евреев Европы. В некоторых нацистских кругах, он получил прозвище HHhH, Himmlers Hirn heisst Heydrich, что переводится как «мозг Гиммлера называется Гейдрихом».
Во всем, заключает Лоран Бине, Гейдрих был идеальным прототипом нациста, но и ему пришлось расплатиться за это. Удивительная история убийства одного из главных эсэсовцев – вот, что главное в этом романе.
Бине расскажет немного о жизни убийц Гейдриха, Йозефа Габчика, словацкого фабричного рабочего, и Яна Кубиша, чешского солдата. Прошло немало времени прежде, чем они могли начать действовать, но была одна вещь, которая работала на их пользу – и вы узнаете об этом, только прочитав роман Лоран Бине «HHhH». Это захватывающее произведение, которое приблизит к вас ответу на вопрос, как все происходило на самом деле.
На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете бесплатно скачать и читать онлайн книгу «HHhH» Лоран Бине в форматах epub, fb2, txt, rtf. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
Аббревиатура HHhH расшифровывается как Himmlers Hirn heisst Heydrich, что значит «Мозг Гиммлера зовется Гейдрихом». Так шутили эсэсовцы во времена Третьего рейха. О Райнхарде Гейдрихе ходили слухи один страшнее другого. Это он был одним из идеологов холокоста. Это он разработал план фальшивого нападения поляков на немецких жителей, что послужило поводом для начала Второй мировой войны. Это он правил Чехословакией после ее оккупации. Это его прозвали Пражским палачом. Гейдрих был убит 27 мая 1942 года Йозефом Габчиком и Яном Кубишем, ставшими национальными героями Чехии. После покушения Габчик и Кубиш скрылись в православной церкви Кирилла и Мефодия. Книга Лорана Бине «HHhH», рассказывающая историю этого покушения, получила Гонкуровскую премию за дебютный роман и переведена более чем на тридцать языков. На русском ее выпустило издательство «Фантом Пресс». «Лента.ру» публикует фрагмент романа.
Когда именно отец впервые заговорил со мной об этом - не помню, но так и вижу его в комнате, которую я занимал в скромном муниципальном доме, так и слышу слова «партизаны», «чехословаки», кажется - «покушение», совершенно точно - «уничтожить». И еще он назвал дату: 1942 год. Я нашел тогда в отцовском книжном шкафу «Историю гестапо» Жака Деларю и стал читать, а отец, проходя мимо, увидел книгу у меня в руках и кое-что рассказал. О рейхсфюрере СС Гиммлере, о его правой руке, протекторе Богемии и Моравии Гейдрихе и, наконец, - о присланных Лондоном парашютистах-диверсантах и о самом покушении. Отец не знал подробностей (да и мне тогда незачем было расспрашивать его о подробностях, ведь это историческое событие еще не заняло в моем воображении того места, какое занимает сейчас), но я заметил легкое возбуждение, какое охватывает его, стоит ему (обычно в сотый раз - то ли это у него профессиональная деформация, то ли природная склонность, но отец обожает повторяться)... стоит ему начать рассказывать о чем-то, что по той или иной причине задело его за живое. Мне кажется, отец так и не осознал, насколько вся эта история важна для него самого, потому что недавно, когда я поделился с ним намерением написать книгу об убийстве Гейдриха, мои слова нисколько его не взволновали, он проявил вежливое любопытство - и только. Но пусть даже эта история подействовала на отца не так сильно, как на меня самого, но она всегда его притягивала, и я берусь за эту книгу отчасти и затем, чтобы отблагодарить его. Моя книга вырастет из нескольких слов, брошенных мимоходом подростку его отцом, тогда еще даже и не учителем истории, а просто человеком, умевшим в нескольких неловких фразах рассказать о событии.
Не история - История.
Еще ребенком, задолго до «бархатного развода», когда эта страна распалась на две, я - благодаря теннису - уже различал чехов и словаков. Мне, например, было известно, что Иван Лендл - чех, а Мирослав Мечирж - словак. И еще - что чех Лендл, трудолюбивый, хладнокровный и малоприятный (правда, удерживавший при этом титул первой ракетки мира в течение двухсот семидесяти недель - рекорд удалось побить только Питу Сампрасу, продержавшемуся в этом звании двести восемьдесят шесть недель), был игроком куда менее изобретательным, талантливым и симпатичным, чем словак Мечирж. А вот о чехах и словаках вообще я узнал от отца: во время войны, рассказал он, словаки сотрудничали с немцами, а чехи сопротивлялись.
Для меня, чья способность оценить удивительную сложность мира была в то время весьма ограниченной, это означало, что все чехи были участниками Сопротивления, а все словаки - коллаборационистами, будто сама природа сделала их такими. Я тогда ни на секунду не задумался о том, что история Франции делает подобную упрощенность мышления несостоятельной: разве у нас, у французов, не существовали одновременно Сопротивление и коллаборационизм? Правду сказать, только узнав, что Тито - хорват (стало быть, не все хорваты были коллаборационистами, тогда, может быть, и не все сербы участвовали в Сопротивлении?), я смог увидеть яснее ситуацию в Чехословакии во время войны. С одной стороны, там были Богемия и Моравия, иными словами, современная Чехия, которую немцы оккупировали и присоединили к рейху (и которая получила не слишком-то завидный статус Протектората Богемии и Моравии, входившего в состав великой Германии), а с другой - Словацкая республика, теоретически независимая, но полностью находившаяся под контролем нацистов. Но это, разумеется, никоим образом не предрешало поведения отдельных личностей.
Прибыв в 1996 году в Братиславу, чтобы преподавать французский язык в военной академии Восточной Словакии, я почти сразу же (после того как поинтересовался своим багажом, почему-то отправленным в Стамбул) стал расспрашивать помощника атташе по вопросам обороны об этой самой истории с покушением. От него-то, милого человека, некогда специализировавшегося на прослушивании в Чехословакии телефонных разговоров и перешедшего после окончания холодной войны на дипломатическую службу, я и узнал первые подробности. В том числе и главную: операция поручалась двоим - чеху и словаку. Участие в ней выходца из страны, куда я приехал работать (стало быть, и в Словакии существовало Сопротивление!), меня обрадовало, но о самой операции помощник атташе рассказал немногое, кажется, даже вообще только то, что у одного из диверсантов в момент, когда машина с Гейдрихом проезжала мимо них, заклинило пистолет-пулемет (так я заодно узнал, что Гейдрих в момент покушения ехал в автомобиле). Нет, было и продолжение рассказа, которое оказалось куда интереснее: как парашютистам, покушавшимся на протектора, удалось вместе с товарищами скрыться в крипте православного собора и как гестаповцы пытались в этом подземелье их утопить... Теперь всё. Удивительная история! Мне хотелось еще, еще и еще деталей. Но помощник атташе больше ничего не знал.
Вскоре после приезда я познакомился с молодой и очень красивой словачкой, безумно в нее влюбился, и наша любовь, я бы даже сказал - страсть, продлилась почти пять лет. Именно благодаря моей возлюбленной я смог получить дополнительные сведения. Для начала узнал имена главных действующих лиц: Йозеф Габчик и Ян Кубиш. Габчик был словаком, Кубиш - чехом, похоже, об этом можно было безошибочно догадаться по фамилиям. В любом случае эти люди составляли, казалось, не просто важную, но неотъемлемую часть исторического пейзажа - Аурелия (так звали молодую женщину, которую я полюбил тогда без памяти) выучила их имена еще школьницей, как, думаю, все маленькие чехи и все маленькие словаки ее поколения. Конечно, ей все было известно только в самых общих чертах, то есть знала она нисколько не больше помощника военного атташе, поэтому мне понадобилось еще два или три года, чтобы по-настоящему осознать то, о чем всегда подозревал, - истинно романной мощью эта реальная история превосходила любую, самую невероятную, выдумку. Да и то, благодаря чему осознал, пришло ко мне почти случайно.
Я снимал для Аурелии квартиру в центре Праги, между Вышеградом и Карловой площадью. От этой площади к реке уходит улица, на ее пересечении с набережной находится диковинное, как бы струящееся в воздухе здание из стекла, прозванное чехами «Танцующий дом», а на самой этой Рессловой улице, на правой ее стороне, если идти к мосту, есть церковь, в боковой стене которой прорезано прямоугольное окошко. Вокруг этого подвального окошка многочисленные следы пуль, над ним - мемориальная доска, где среди прочих упоминаются имена Габчика, Кубиша и... Гейдриха - их судьбы оказались навсегда связаны. Я десятки раз проходил мимо православного храма на Рессловой, мимо окошка - и не видел ни следов пуль, ни доски. Но однажды застыл перед ним: вот же эта церковь, в подвале которой скрывались после покушения парашютисты, я же нашел ее!
Мы с Аурелией вернулись на Ресслову в те часы, когда церковь была открыта, и смогли спуститься в крипту.
И в этом подземелье было всё.
Там до сих пор сохранились ужасающе свежие следы трагедии, завершившейся в крипте шестьдесят лет назад: внутренняя сторона окошка, которое я видел с улицы, прорытый туннель длиной в несколько метров, выбоины от пуль на стенах и сводах потолка, две маленькие деревянные дверки. А кроме того, там были лица парашютистов на фотографиях и их имена в текстах - на чешском и на английском, там было имя предателя, там были застегнутый на все пуговицы непромокаемый плащ на плечиках, два портфеля и дамский велосипед между плащом и плакатом, там был тот самый Sten, английский пистолет-пулемет со складным прикладом, - это его заклинило в самый неподходящий момент; там были женщины и опрометчивые поступки, о которых парашютисты вспоминали и упоминали, там был Лондон, там была Франция, там были легионеры, там было правительство в изгнании, там была деревня под названием Лидице, там был Вальчик, подавший сигнал о приближении машины, там был трамвай - он шел мимо, и тоже в самый неудачный момент; там была посмертная маска, там было вознаграждение в десять миллионов крон тому или той, кто выдаст, там были капсулы с цианистым калием, там были гранаты и гранатометчики, там были радиопередатчики и зашифрованные послания, там был вывих лодыжки, там был пенициллин, который тогда доставали только в Англии, там был целый город, находившийся во власти чудовища, которое прозвали Пражским палачом, там были знамена со свастикой и знаки отличия с черепами, там были немецкие шпионы, работавшие на Англию, там был черный «мерседес» со спущенной шиной, там был шофер, там был мясник, там был почетный караул у гроба, там были полицейские, склонившиеся над трупами, там были чудовищные репрессии, там были величие и безумие, слабость и предательство, мужество и страх, надежда и скорбь, там были все страсти человеческие, уместившиеся на нескольких квадратных метрах, там была война и там была смерть, там были евреи в концлагерях, там были истребленные семьи, там были принесенные в жертву солдаты, там были месть и политический расчет, там был человек, который, кроме всего прочего, играл на скрипке и фехтовал, там был слесарь, который так никогда и не смог заняться своим делом, там был дух Сопротивления, навеки запечатлевшийся на этих стенах, там были следы борьбы между силами жизни и силами смерти, там были Богемия, Моравия, Словакия, там - в нескольких камнях - была вся история человечества...
Семьсот эсэсовцев были снаружи.
Фото: B. Boury / Three Lions / Hulton Archive / Getty Images
Пошарив по интернету, я обнаружил, что есть такой фильм - «Заговор», и Гейдриха в этом фильме сыграл Кеннет Брана. Пять евро, включая стоимость пересылки, - и три дня спустя мне уже доставили заказанный DVD.
В фильме воспроизводилась Ванзейская конференция, состоявшаяся 20 января 1942 года. Организовал конференцию Гейдрих, протоколировал Эйхман. За полтора часа один из главных архитекторов Холокоста успел изложить собравшимся варианты мер, необходимых для «окончательного решения еврейского вопроса», после чего были обсуждены вопросы чисто технические.
К этому времени уже начались массовые убийства евреев в Польше и в СССР, и совершать эти убийства поручалось Einsatzgruppen, айнзатцгруппам, эсэсовским эскадронам смерти, действовавшим на оккупированных территориях. Довольно долго эсэсовцы попросту сгоняли сотни, если не тысячи своих жертв в поле или в лес, где и расстреливали, однако у этого способа был крупный недостаток: он подвергал серьезному испытанию нервы палачей и снижал боевой дух войск, даже таких закаленных, как служба безопасности (СД) или гестапо. Сам Гиммлер однажды чуть не упал в обморок, присутствуя при массовой казни. Поэтому позже обреченных на гибель людей стали загонять в специально оборудованные грузовики-душегубки и через трубу закачивать внутрь герметичного кузова выхлопные газы. Но в общем технология убийства оставалась довольно кустарной, и только после Ванзейской конференции Гейдрих с помощью своего верного Эйхмана начал воплощать в жизнь весьма широкомасштабный проект, всецело обеспечивая ему материально-техническую, общественную и экономическую поддержку.
Фото: National Archives / Newsmakers / Getty Images
Кеннет Брана играет Гейдриха очень тонко. Актер ухитрился наделить своего персонажа не только спесью и властолюбием - фашистский палач в его исполнении улыбчив, мало того - бывает весьма приветлив и любезен, что несколько смущает зрителя. Сам я нигде не нашел сведений о том, что реальный Гейдрих при каких бы то ни было обстоятельствах, пусть даже притворяясь, выказывал себя приветливым и любезным. Надо еще рассказать о такой находке авторов фильма: один из эпизодов, совсем коротенький, показывает нам героя Браны в полном историческом и психологическом масштабе. Имею в виду тихий-тихий разговор двух участников конференции. Один говорит другому, что, дескать, слышал, будто у Гейдриха «есть немного еврейской крови», и интересуется, неужели это правда. «А вы спросите у него сами!» - не без ехидства предлагает собеседник, и тот, кто задал вопрос, бледнеет от одной только мысли о подобной возможности. На самом деле упорные слухи о том, что отец Гейдриха еврей, преследовали высокопоставленного функционера нацистской Германии очень долго и, можно сказать, отравили ему молодость. Вроде бы никаких оснований для подобных сплетен не существовало, но, с другой стороны, Гейдрих, будучи начальником Главного управления имперской безопасности (РСХА), мог запросто замести все следы, уничтожить навсегда любые подозрительные детали своей родословной.
Кстати, вскоре я выяснил, что в «Заговоре» Гейдрих появился на экране не впервые: не минуло и года после покушения, а Фриц Ланг уже снял в 1943-м по сценарию Бертольта Брехта пропагандистскую ленту «Палачи тоже умирают». Все, что мы видим на экране, - плод фантазии создателей (они, конечно же, не могли в то время знать, что происходило в Праге в действительности, а если бы и знали, то, естественно, не захотели бы обнародовать информацию), но сюжет выстроен мастерски, и происходящее захватывает. Чешский врач, участник Сопротивления, убивает Гейдриха, после чего находит убежище у молодой девушки, дочери университетского профессора, которого вместе с другими берут в заложники оккупанты, угрожая им казнью, если не объявится убийца. Перелом в событиях, показанный как трагедия высокого накала (это же Брехт!), наступает тогда, когда Сопротивлению удается найти в своих рядах предателя-коллаборациониста и выдать его властям. Его смертью завершаются и «дело о покушении» в фильме, и сам фильм. В действительности ни заговорщики, ни чешское население так легко не отделались.
Фото: Universal History Archive / Universal Images Group / Getty Images
Фриц Ланг - видимо, для того, чтобы подчеркнуть разом и жестокость Гейдриха, и его порочность, - решил изобразить протектора достаточно грубо и сделал его в фильме женоподобным извращенцем, совершенным дегенератом, то и дело поигрывающим стеком. В реальности Гейдрих и впрямь слыл сексуальным извращенцем, он действительно говорил фальцетом, который совсем не вязался с его обликом, но чванство этого человека, его жесткость, его безупречно арийский облик не имели ничего общего с тем, что показано на экране. По правде говоря, если читатель хочет увидеть куда более близкого к реальности персонажа, лучше всего пересмотреть чаплинского «Диктатора». У диктатора Хинкеля там двое подручных - заплывший жиром щеголь, моделью для которого явно послужил Геринг, и тощий верзила, куда более хладнокровный, коварный и непреклонный. Это не Гиммлер, который был низкорослым, тщедушным, усатым и неотесанным, - это, скорее всего, Гейдрих, правая рука Гитлера, человек более чем опасный.
