Фильм основан на реальных событиях: восстании узников в фашистском лагере смерти «Собибор» (оно произошло осенью 1943 года). Это единственное за всю историю Второй мировой войны успешное восстание заключенных стало возможно благодаря организаторскому таланту и мужеству его руководителя – Александра Печерского. Именно он смог сплотить сотни обреченных на смерть узников из разных стран Европы и повести их за собой – к свободе!
На премьере фильма «Собибор» в кинотеатре «Москва»
Нам удалось накануне премьеры Константина Хабенского, который вообще-то не дает интервью, расспросить о фильме, о том, как ему удалось совмещать работу актера и режиссера. И, конечно же, о его отношении к Великой отечественной войне, одним из ярких эпизодов которой стало поднятое Александром Печерским восстание в лагере смерти «Собибор». И о Дне Победы – что он сам думает об этом празднике?
«Чем тяжелее – тем интереснее»
Константин, каково вам было находиться в двух ипостасях: быть и актером, который играет главную роль – и режиссером, который это снимает? Удавалось справляться, решая две эти задачи одновременно?
Наверное, на этот вопрос лучше всего ответят мои коллеги. Они со стороны наблюдали, как я работал. Я же скажу так: наверное, с некоторых пор наступил такой период в жизни, когда чем тяжелее – тем интереснее
Как технически были организованы съемки?
Очень просто: был человек примерно ростом с меня, одетый в ту же самую форму, у него была рация, и он командовал, когда я была в кадре. Перед этим мы все тщательно репетировали. Я не говорил: «Начали!», «Мотор!» — как это бывает на съемочных площадках, я только говорил: «Стоп!» — когда считал, что надо закончить кадр
Не было такого момента, когда вам хотелось все бросить?
Где-то между 22-м и 31-м вариантом монтажной версии фильма я понял, что я хочу любой ценой довести его до логического конца — сделать таким, каким я хочу его увидеть
В роли Александра Печерского в фильме «Собибор»
Вам понравилось быть режиссером?
История вхождения в работу в качестве режиссера – это самое сложное. Я действительно не собирался им быть — я себя достаточно комфортно чувствовал в роли актера. Но так сошлись звезды. (Улыбается.) Видимо, те знания, которые я приобрел, общаясь с теми режиссерами, которые по праву могут именоваться режиссерами, с блестящими операторами, талантливыми художниками — дали мне возможность снять свое кино. Тот невольный процесс обучения у них, видимо, стал для меня каким-то базовым, некой точкой опоры. И я решился сам войти в эту воду и попробовать свои силы. Но это не значит, что я завтра приступаю к съемкам нового своего фильма. Нет. Но максимум чувств, мыслей, понимания, какие сегодня у меня есть – все это я вложил в «Собибор». И сделать лучше, чем это получилось, я на сегодня не могу
Деликатная тема
Вы не боялись в качестве режиссера браться за такую сложную тему? Ведь Печерский – это не вымышленный герой, это реальный человек, личность, вошедшая в историю. Это же ставит определенные рамки для творчества, какие-то ограничения. Ну и, во-вторых, это рассказ про концлагерь, где грань между жизнью и смертью предельно тонкая…
Любая тема, которая касается людей – она не просто сложная, она очень деликатная. Но мне кажется, что именно на грани жизни и смерти, с возможностью через пять секунд уже не жить — как это и было в «Собиборе» — человек раскрывается максимально как личность. Эта история дает возможность для того, чтобы попытаться, может местами парадоксально, но показать людей именно такими, какие они есть в своей основе, показать их сердца. Кино на такое тему должно, как минимум, не оставлять человека равнодушным. Это очень важно. И тут нужна предельная искренность и обнаженность чувств и переживаний. Нельзя подобные фильмы рассказывать менторским тоном. Нельзя читать лекции о страданиях людей — надо максимально стараться вовлечь зрительный зал в сопереживание. Чтобы зрители хоть на секунду почувствовали: каково им там, этим героям…
Кадр из фильма «Собибор»
Вы, как режиссер, как определите: на кого ориентирован этот фильм?
На людей, которые умеют чувствовать. Не боятся сопереживать. И такого зрителя, скажу я вам, в нашей стране довольно много. Ну и еще я отталкиваюсь от себя: если меня эта история волнует – значит, она может взволновать и других людей
Историческая правда
Насколько достоверно показаны в фильме какие-то исторические детали?
Декорации концлагеря, само место, где происходила большая часть съемок – это все было воспроизведено по тем чертежам, которые сохранились. Но надо иметь в виду, что из-за победоносного восстания лагерь впоследствии по приказу немецкого командования был полностью уничтожен, и архивных данных о нем практически нет. Но нам предоставили в распоряжение воспоминания участников восстания и последующего побег. У нас были хорошие консультанты из Фонда Александра Печерского — люди, досконально знающие эту историю, они разъясняли какие-то трудные моменты.
С актерами, сыгравшими в фильме «Собибор»
Конечно, не могу сказать, что стал в ходе этих съемок специалистом по истории «Собибора», но думаю, что в тему погрузился вполне основательно. Но тут есть и другая сторона: важно не переборщить с погоней за правдоподобием
Про что-то мы знаем точно, как это было, про что-то – приблизительно, как могло быть. А дальше уже включается наша фантазия, наше творчество, без которого не может быть художественного фильма. Да, мы старались предельно бережно обходиться с исторической правдой – но это, разумеется, не значит, что все реплики в фильме имели строго документальную основу. Печерский, его товарищи и противники не были в точности такими, какими они показаны в фильме — но они могли бы быть такими, исходя из логики их характеров и из логики исторических обстоятельств. Это даже важнее, чем внешнее правдоподобие.
Голливудская звезда
Начальника концлагеря сыграл Кристофер Ламберт. Он тоже показан еще тем злодеем — не боитесь, что большинство поклонников актера не воспримут его в этой роли?
Актерам свойственно играть разные роли и ломать стереотипы. Пригласить Кристофера в нашу историю – это была идея продюсера. Это связано не только с тем, что он замечательный актер, но и с европейским прокатом. Нам нужна была величина, которая помогала бы нам с продвижением этого фильма. И я ни на секунду не пожалел, что он вошел в нашу историю
Вы с ним до фильма не были знакомы?
Нет, с Кристофером я познакомился на съемочной площадке
С Кристофером Ламбертом в фильме «Собибор»
Он сразу согласился на съемки?
Я так понимаю, что да. А чего бы ему не согласиться? Только дурак откажется от такой работы. Что-то мы придумали, дофантазировали в судьбе человека, которого он играет. Но как бы мы его ни оправдывали в художественном плане, как бы мы ни придумывали ему трудную судьбу — наш зритель никогда не оправдает его героя. Никогда!
Как вам работалось вместе с ним на одной площадке?
Это очень интересное ощущение: когда ты играешь с актером, на фильмах которого выросло несколько поколений, который сыграл свои самые известные роли в то время, когда ты еще ходил в среднюю школу…
С Победой — по всему миру
У вас есть какие-то прогнозы: как пройдет прокат «Собибора»?
Давайте не заниматься прогнозами. Это самое последнее дело: сидеть и размышлять на тему того, что вот мы сняли такой-то фильм, и он займет в рейтингах вот такое-то место. Давайте сначала запустим его, давайте послушаем и почитаем, что и как будут про него говорить и писать. А потом будущее покажет: будут ли его вспоминать — или забудут, как страшный сон или как что-то неудавшееся. Как сложится его судьба, я не знаю. Но мне кажется, что этот фильм запомнится — хотя бы тем, что это, по-моему, первый фильм в нашем прокате, когда пять процентов с каждого проданного билета будет уходить в благотворительный фонд на помощь детям в борьбе с онкологией головного мозга. Вот это место он уже занял: он будет спасать жизни!
В каких странах «Собибор» будет показан?
Мы сейчас совершим премьерное турне по Европе. Я очень надеюсь, что одинаково неравнодушные реакции будут во всех странах. Многие страны Европы уже купили права на его прокат. Кроме того, я знаю, что показывать у себя его будут Япония, Австралия… Сейчас ведутся переговоры о том, чтобы мы показали эту историю и за океаном…
Фильм выходит в канун Дня Победы. Что для вас значит этот праздник?
День Победы — это светлый, но очень тяжелый праздник. Мы его отмечаем не для того, чтобы съесть бутерброд и выпить рюмку водки, а для того, чтобы вспомнить о том, какую страшную цену пришлось за него заплатить. Какую тяжелейшую войну пережил наш народ, сколько горя и страданий она принесла. И какую надо было иметь силу – и в первую очередь силу духа – чтобы победить такого сильного и жестокого врага и освободить от него покоренную им Европу. Нам всем надо понимать, какую цену пришлось заплатить за эту Победу. Чувствовать все это где-то там, в сердце — и передавать эти чувства и знания нашим детям и внукам, бережно хранить их в памяти народной. Это праздник нашей боли — и одновременно нашей радости и гордости. Как поется в самой любимой нашим народом песне: «Это радость со слезами на глазах – День Победы!»
Режиссер Константин Хабенский
Фотографии Вадима Тараканова и из архива съемочной группы
Константин Хабенский: «День Победы – тяжелый праздник» опубликовано: 1 августа, 2019 авторство: Яна Невская
Актер Константин Хабенский — о новом, более степенном этапе в своей жизни и жизни в условиях сохранения энергии.
«Где только мы с Константином Хабенским не встречались! - Говорит Вадим Верник в предисловии к интервью.- Впервые это случилось в Калининграде, когда он был еще студентом и вместе с однокурсниками играл там дипломный спектакль. На этот раз договорились пообщаться прямо в фотостудии перед съемкой. Я приехал за десять минут до условленного времени. Осмотрел студию, пообщался с сотрудниками и съемочной группой и только потом заметил в коридоре Константина. Оказалось, что он уже час здесь, - приехал утром на скоростном «Сапсане» из Санкт-Петербурга. Костя тихо сидел в дальнем углу и очень комфортно чувствовал себя в уединении. И в этом весь Хабенский...»
Костя, у тебя непривычно короткая стрижка. С чем это связано?
Это связано с париком. Снимаюсь в сериале «Троцкий», у меня там три парика, и, чтобы не травмировать волосы, которых и так не слишком много осталось, я принял волевое решение - коротко подстригся.
В парике комфортно сниматься?
Нет. Так же как в наклеенных бородах, усах и так далее. Поэтому я предпочитаю поступать иначе. Например, для «Метода» я отращивал себе всю растительность, чтобы не думать о том, отклеится борода или нет в самый неподходящий момент.
Тебе как-то везет в последнее время на исторических персонажей: и Колчак был, и певец Пётр Лещенко, теперь вот Лев Троцкий. И космонавт Павел Беляев в фильме «Время первых».
«Последнее время», как ты говоришь, - это уже лет десять. Беляев скорее собирательный образ, так же как и Колчак, да и как Лещенко, потому что не осталось ни одной видеозаписи с ним, мы можем судить об этом человеке только по голосу с пластинки и по фотографиям.
Скажи, Костя, для съемок в фильме «Время первых» нужна была какая-то специальная подготовка?
Физическая - да, по причине того, что там очень много моментов связано с каскадерскими трюками, в первую очередь с невесомостью. Невесомость тоже можно назвать своего рода каскадерским трюком: ты весь день привязан к тросам, тебе нужно сберечь и спину, и ноги, и руки и создать ощущение полета. Приходится держать некоторые части тела в напряжении. Поэтому да, это потребовало немалых физических усилий. И слава богу, что мы с Женей Мироновым чуть раньше подумали об этом: он предложил мне наконец-то заняться спортом. Это на пятом десятке! (Улыбается. )
А ты что, никогда не занимался спортом?
Так, чтобы специально пойти в спортивный зал, - нет. Но если ты окунешься в историю моих спектаклей, то увидишь, что все они, в первую очередь связанные с творчеством Юрия Бутусова (театральный режиссер. - Прим. ОК! ), рассчитаны на хорошую физическую подготовку. Поэтому каждый спектакль - это и тренажерный зал, и чемпионат по забегам каким-то невероятным.
Да-да, особенно «Калигула», мой любимый спектакль с твоим участием.
«Калигула» в том числе. А сейчас вот пришлось подкачать те мышцы, которые «уснули» на время. Но не могу сказать, что я вошел во вкус. Начались другие съемки, так что сейчас продолжаю заниматься больше в домашних условиях: отжимания, резиночка.
Главное, что Женя Миронов тебя вдохновил на эти занятия. Вы, кстати, впервые снимались вместе?
Впервые. Женя прекрасный актер. Это еще одна причина, почему я согласился сниматься в картине «Время первых». Потом сама история. Изначально мы заходили в эту воду, чтобы поучаствовать в очень интересной истории конфликта двух характеров, конфликта мировоззрений двух людей, оказавшихся в замкнутом пространстве. Это чертовски интересный эксперимент. А где он происходит - в космосе, на подводной лодке, в пещере, - это уже по большому счету не имеет значения. У меня не было подобных съемок, это настолько экстремальная ситуация, где по-актерски нельзя переиграть, нельзя пережать.
Что-то я не припомню ни одного фильма или спектакля, где бы ты переигрывал или пережимал.
По крайней мере, об этом можно думать всё время. Мне было очень интересно поучаствовать в этой истории, как, наверное, в свое время было интересно попробовать этот никому не понятный формат «Ночного дозора». А космос, скажем так, более распаханное поле для кинематографа. Я надеюсь, что фильм «Время первых» поднимет общее настроение и престиж страны в глазах зрителей и кто-то задумается еще раз, что именно мы являемся первооткрывателями космоса. Сейчас мне бы хотелось провести параллель с тем, что мы делаем, - я говорю про наши студии творческого развития для детей, наши фестивали. Это не кто-то придумал, это мы сами придумали. Мы придумали и своими руками осуществили. Невероятными усилиями. Не скажу, что прямо космическими, но это тоже требовало запредельных человеческих усилий.
Недавно я был в Нижнем Новгороде, где мы открыли свой фестиваль, промежуточный между летними фестивалями «Оперение». Называется «Малая сцена большой жизни». Он длился три дня. Ребята из семи городов привезли свои серьезные работы, я их посмотрел и, скажем так, поставил знак качества. Мы даже билеты продавали. Дети выходили на сцену - за три дня мы показали восемь спектаклей.
Ты тоже там участвовал?
Да, но не во всех спектаклях, только в трех. Я открывал фестиваль, участвовал в пресс-конференции. Не то чтобы на мне была колоссальная нагрузка, но мне кажется, что мое участие способно привлечь внимание к тем работам, которые мы показываем. А работы стоят этого, действительно. Это спектакли для взрослых, вот в чем дело. Дети играют в спектаклях, а вопросы, которые там поднимаются, адресованы взрослым. Как я могу обойти стороной эту тему? Как я могу сказать: «Нет, я не поеду, я лучше эти два дня полежу на диване»? Как? Никак.
Мне нравится азарт, с которым ты рассказываешь про свое замечательное студийное движение. Я же несколько лет назад был на твоем фестивале в Уфе и с восхищением наблюдал, насколько ребята преданы - причем искренне - этому делу. И ты с такой любовью, с такой радостью, с такой невероятно теплой энергией всему этому отдавался и отдаешься. Идет время, и в этом плане ничего не меняется.
Нет, меняется. Не в плане моего отношения, конечно. Мне нравится, с какой скоростью этот «кустик» растет, какие невероятные «цветы» на нем вырастают. Я уже не знаю, чего ждать от следующего фестиваля, в хорошем смысле.
Ты существуешь в очень плотном графике. Сознательно загоняешь себя в жесткие рамки?
Понимаю, о чем ты говоришь. Я всё время нахожусь в состоянии «надо разбавить свой график отдыхом, какими-то каникулами». Последние несколько лет живу с этой мечтой. И всё время у меня не получается осуществить задуманное.
При всем этом ты человек несуетный.
Я, наверное, несуетный. Но тут другое: я очень... увлекающийся, вот от этого надо отталкиваться. Вроде я и придумал себе какой-то график, а потом оп! - еще что-то интересное, потом оп! - студии, какие-то гастроли, потом что-то еще. Мне сложно отказаться от вещей, которые мне нравятся. Тех, что связаны с профессией.
Обычно такая жадность до работы проявляется у тех, кому жизнь чего-то недодала. Но у тебя совсем иной случай.
Конечно, мне грешить на то, что «недодала», неправильно. С другой стороны, и говорить, что «додала», тоже не совсем верно.
Что ты имеешь в виду?
У меня есть хорошие предложения, были хорошие предложения, но говорить о том, что у меня всё случилось и всё замечательно, я не хочу просто принципиально. Есть работа, есть много-много всего, но, опять же говорю, отказаться от того, что интересно, что увлекает (это не обязательно кино, не обязательно театр), я не могу.
Когда находишься в постоянном цейтноте, можно стать злым, раздраженным.
А характер со временем портится?
Ну наверняка все мы идем этой дорогой. Иногда наступают моменты благости, доброты и так далее. Это не обязательно должно наступать в Великий пост. Этот пост может длиться и в течение года - для тех, кто научился гасить в себе, скажем так, негативную энергию и не пускать в себя озлобленность. Иногда это просто сказывается на физическом состоянии. Ну, много всего. Я нормальный человек, и повышенное внимание тоже иногда не к месту и не вовремя. Но я понимаю, что не надо становиться на эту дорожку. Не надо озлобляться.
Послушай, у тебя столько прекрасных поводов для положительных эмоций! Ты женился. Оля Литвинова - красивая женщина и талантливая актриса, я давно слежу за ее судьбой в Московском Художественном театре. Дочка родилась меньше года назад. Всё это тоже дает какую-то новую энергию.
Несомненно.
Скажи, а дочкой ты успеваешь заниматься?
Нет. Я только что приехал из Питера, и, вместо того чтобы сразу нырнуть домой, сижу вот в фотостудии с тобой и общаюсь на тему того, что мне катастрофически не хватает времени, понимаешь? А вообще я скажу очень простую вещь (это к вопросу о том, как на всё хватает сил и как всё успевать): я понял, что просто не надо задавать самому себе эти вопросы, не надо. И не надо пытаться ответить на них, когда их задают другие. Иначе сил не хватит, иначе ты начнешь двигаться как сороконожка и запутаешься. Поэтому ответов я не ищу. Просто надо больше спать.
Сколько ты спишь?
По-разному, иногда можно днем нагнать по десять минут в паузах, в перестановках на съемках, между репетициями. Я очень быстро засыпаю. У меня с налогами всё хорошо, поэтому я моментально засыпаю. (Улыбается. ) А вообще есть тренинговые такие вещи (на актерских курсах их преподают) - это упражнения на расслабление. Но мне, честно говоря, даже и не нужны эти упражнения. Просто, наверное, ритм и усталость плюс возраст - тоже не надо об этом забывать - способствуют тому, что ты моментально выключаешься.
Надолго вырвался в Москву?
На пару дней. У меня сейчас все съемки в Питере. «Троцкого» мы частично снимали в Мексике, а всё остальное время - в Санкт-Петербурге.
Скажи, Питер остается для тебя родным городом?
А что ты вкладываешь в понятие «родной город»? Во-первых, Питер прекрасен с любыми фасадами в солнечный день. Любое качество фасадов в солнечный день радует глаз. Но этих солнечных дней немного в Санкт-Петербурге, к сожалению. И я сейчас смотрю на качество фасадов домов, расположенных не в центре города, которые раньше были роскошными, а сейчас, к сожалению, в ужасающем состоянии, и это меня дико расстраивает. Если бы это был не мой родной город, то, наверное, это бы меня так не расстраивало. Соответственно, я еще испытываю к Питеру серьезные чувства.
То есть стопроцентным москвичом ты, наверное, никогда не станешь.
Я сейчас стопроцентный пассажир. Пассажир самолетов, поездов, кораблей - всего чего угодно, как и многие мои коллеги...
...и сменить пластинку ты не можешь и не хочешь.
Сергей Прокофьев говорил, что вначале его бесили и убивали гастрольные дороги, а в какой-то момент он стал воспринимать дорогу как часть своей жизни и наслаждаться ею, наблюдать за ней, вытаскивать из нее приключения, и вдруг эта дорога превратилась в праздник. Это наблюдение о жизни я «подхватил» на съемках фильма Ани Матисон «Прокофьев: Во время пути». И я стараюсь следовать этому, иначе всё, что ты делаешь, превратится в ад.
Знаешь, многие смотрят на тебя, на твои грустные глаза и считают, что ты по жизни не очень веселый человек…
Да я хохочу внутри! Я внутри хохочу - партнеры и друзья не дадут соврать. А внешность, она обманчива.
Костя, несколько лет назад ты рассказывал мне про свой аскетизм, что ты приходишь домой, а в холодильнике у тебя только колбаса.
В каждой шутке есть доля шутки. Сейчас у тебя семейная жизнь, всё по-другому. Или ты остаешься таким же аскетом?
Пусть скажут про меня «идиот пафосный»: сейчас, когда что-то получается, когда есть какой-то невероятный интерес к тому, что ты делаешь, мне неважно, что там в холодильнике.
Я тебя спрашиваю про житейскую ситуацию, а ты всё равно на профессию разговор переводишь.
Скажи, а быт вообще есть в твоей жизни?
Есть, есть. Но по дому никаких обязанностей на меня не вешают, если ты об этом.
Счастливый.
Я выхожу на охоту, рубить лес и зверя стрелять, привожу всё это домой и опять ухожу на охоту. Вот мои обязанности по большому счету.
И Олю всё это устраивает?
Пока да. В этом и есть предназначение мужчины, когда-то именно с этого всё и началось. А то сейчас слишком много амазонок появилось на территории России, которые сами выходят на охоту и отбирают у нас и пушнину, и лес, и так далее.
Понятно, тебе больше нравится по старинке, когда глава семьи все-таки мужчина.
Ты занят в МХТ только в одном спектакле. Это «Контрабас», практически моноспектакль. Недавно снялся в фильме «Коллектор» - это практически монофильм. Тебе так комфортнее всего?
С юмором говорю об этом: конечно, в этой ситуации никто не мешает, никто не забывает текст. (Улыбается. ) Я специально пошел по этой дороге, - имею в виду «Контрабас». Уже потом было предложение сняться в «Коллекторе», и я тоже не мог от него отказаться, потому что сценическое пространство моноспектакля и кинопространство моноработы - это разные вещи, это разное напряжение, разные формы существования. В спектакле, даже если актер один на сцене, есть диалог, есть разговор со зрителем. Даже если зритель лишен текста, он не лишен эмоций, которые выдает тебе как собеседник.
Тебе бы хотелось и дальше двигаться в этом направлении?
Нет, нужно иметь совесть. Ты не забывай, что у меня еще и в «Современнике» спектакль «Не покидай свою планету» по «Маленькому принцу».
Тоже, по сути, моноспектакль.
Бог троицу любит. Я думаю, что нужно на этом остановиться. Вообще я очень надеюсь, что звезды так сойдутся и мы опять поработаем в нашей прекрасной команде, что-нибудь выдадим а-ля «Мушкетёры десять лет спустя», образно говоря.
Ты про вашу команду с Мишей Трухиным и Мишей Пореченковым?
Да. Надеюсь на это. И Юрия Николаевича Бутусова подключим, потому что мы десять лет назад последний раз с ним что-то делали.
У вас остается прежняя спайка с Трухиным, с Пореченковым? Или сейчас тебе достаточно своей семьи?
Я не скажу, что этого достаточно. Нам, в принципе, всегда чего-то не хватает. А спайка, как ты говоришь, никуда не делась: даже когда мы долго не видимся, она ощущается в СМС-переписке. Когда мы выходим друг с другом на связь, мы понимаем, что ничего не меняется, слава богу, в этом смысле. Но наверное, у нас закончился тот этап жизни, когда мы друг у дружки ночевали вповалку, притом что были уже женатыми. Начался другой этап жизни, может быть, более степенный. Хотя, может, это со стороны кажется, что степенный, а на самом деле внутренний жар, пыл тот же самый.
Костя, я иногда общаюсь по телефону с твоей мамой Татьяной Геннадьевной, у нее такой мощный темперамент, так много невероятно позитивной энергии. А ты все-таки тихушник. Кепочка, темные очки - лишь бы никто не заметил.
Что касается Татьяны Геннадьевны, моей мамы, то да, она свою энергию распаляет везде на 180, а то и на 360 градусов. А я стараюсь всё это сохранять для сценических подмостков, до момента, когда это нужно выплеснуть. Мы, ленинградцы, всегда жили и продолжаем жить в законе сохранения энергии.
У нас низкое небо, у нас дует сильный ветер, у нас не надо очень часто открывать рот для болтовни, иначе замерзнешь. Поэтому закон сохранения энергии в нас, ленинградцах, глубоко сидит. Далее в какой-то момент появляется необходимость «открывания», и вот тогда мы выдаем. А мама все-таки провела свое детство в Йошкар-Оле. Это более теплый климат, все-таки это Марийская АССР бывшая и там немножко по-другому всё. Я же родился и вырос в Ленинграде.
Ты говоришь «мы, ленинградцы». То есть ленинградцем считать себя приятнее, чем петербуржцем?
Я точно не петербуржец. Петербуржцев я видел. А я, наверное, питерский ленинградец.
В чем разница?
Если меня поставить рядом с фасадом петербургского здания, я не буду гармонировать с ним. А вот петербуржец будет. Петербуржцы - это какой-то другой внутренний ритм, другой мир. Вот у нас в институте был такой педагог по зарубежному театру Гительман Лев
Иосифович. В начале 90-х мы сидели зимой в неотапливаемых аудиториях в куртках, шарфах. А он заходил в костюме-тройке, у него изо рта шел пар (потому что было холодно), смотрел на нас, таких упакованных в ватники молодых и наглых, и говорил, глядя в окно: «Вот я зашел - и выглянуло солнце». Потом читал лекцию и в перерыве обращался к нам: «А теперь мы с вами спустимся в буфет и выпьем чашечку кофе». Что подразумевалось под чашечкой кофе? Одноразовые пластиковые стаканы, которые еще были проткнуты сигаретами. А он брал эту прожженную пластиковую тару, на дне немножко кофе, и пил, смакуя сам процесс. Вот для меня это истинный петербуржец.
Отличный пример! Слушай, Костя, удивительная вещь: когда мы с тобой только начали говорить, ты был уставший, измученный с дороги, а сейчас, хоть и не так много времени прошло, у меня ощущение, что ты как будто преобразился, как будто отдохнул, и взгляд стал помягче.
Это потому, что ты, слава богу, сохраняешь в себе профессию, умеешь вести разговор, задавать вопросы, на которые мне интересно отвечать. Если бы на твоем месте сидел человек, который бы задавал банальные вопросы, я бы через десять минут уже скукожился. Вот, наверное, и весь ответ.
Спасибо тебе.
Я не болтун, но ты превращаешь меня вот в этого болтуна, который размышляет о любимом городе, о профессии, о том, надо или не надо так много отдавать ей времени и сил. Я, например, понимаю, что выходить на сцену для того, чтобы проговорить текст и вывести себя, народного-перенародного, лауреата многочисленных премий, и уйти, мне неинтересно. Мне интересно, как Михаил Константинович Девяткин, актер Театра Ленсовета, когда ему было 75 лет, прыгал по стульям, уже плохо видел, но тем не менее прекрасно играл! И вот он говорил: «Костенька, неважно - заслуженный ты или какой угодно. Важно, что ты сегодня вышел и доказал, что ты имеешь на это право». Я запомнил его слова.
Еще немного про профессию. Я уже говорил тебе однажды, что в абсолютном восторге от того, как ты сыграл в комедии «Хороший мальчик». Такой острохарактерный получился персонаж, папаша главного героя. Хочется почаще видеть тебя на экране и таким тоже!
Ну вот таких интересных вещей, начиная со сценария, не так много в моей жизни, не так много. Поэтому за эту историю я ухватился. Это было на девяносто процентов хулиганство. Когда мы все фантазируем в одном направлении - это всегда большой кайф. Когда режиссер фантазирует в одном направлении, а ты совершенно в другом - это ад, это муки. Ты играешь, стиснув зубы.
В профессии есть условия: режиссер и актер. Кто первый занял стул, тот и режиссер. Как у психиатров: кто первый надел халат - тот и врач. Поэтому правила игры нужно принимать, либо изначально не входить в эту игру.
А ты не хочешь сам занять режиссерский стул?
Я прекрасно отдаю себе отчет, чем занимаются эти люди и что нужно уметь для того, чтобы этим заниматься по-настоящему. Но попробовать, наверное, пора бы. Чтобы либо влюбиться в это, либо сказать: «Правильно, что не пошел в эту сторону».
Все-таки ты перфекционист, Константин Хабенский.
Я могу ошибаться, но у меня полное ощущение, что таким меня сделали на курсе в театральном институте. Мне кажется, на курс я пришел совсем другим. Я повторю фразу, которую я когда-то для себя сформулировал: в институте у меня произошло какое-то незаметное переливание крови.
А в чем ты стал другим?
Я даже не знаю, как сказать... Вот плохой и хороший вкус - в чем разница? Я не говорю, что у меня прям хороший вкус, но люди, которые умеют фантазировать, - это люди с хорошим вкусом. Люди, которые не умеют фантазировать, - у них, к сожалению, более скудные возможности. Так вот я, наверное, пришел в институт с достаточно скудными возможностями. А вышел пускай с не совсем отточенной актерской техникой, но зато с фонтанами идей и желанием работать. Хотя поначалу у меня были страшнейшие тупики, не дадут соврать мои друзья-однокурсники. Мастер курса Вениамин Михайлович Фильштинский периодически говорил нам: «Найдите в себе силы уйти из профессии».
Кто-нибудь ушел?
Из двадцати шести человек с курса в профессии остались человек семь-восемь. Вот ответ на твой вопрос...
Что ж, Костя, я рад нашей встрече и разговору. И пусть по-прежнему покой тебе только снится. Убежден, в твоем случае иначе и быть не может.
Я тебе так скажу: я в достаточно нормальной весовой категории боксерской, я не обременен никаким жиром, мне не тяжело передвигаться. Единственное, что я все-таки учился не на летчика-испытателя, поэтому физически все эти перелеты-переезды - они, конечно, сказываются. Но мы причешемся, расправим брови - и дальше в бой! Наверное, так... Ну что, пойду осваивать технику фотомодели? (Улыбается. )
Фото: Ольга Тупоногова-Волкова. Стиль: Ирина Волкова. Груминг: Светлана Житкевич
Константин Хабенский, получивший гран-при "Кинотавра" за роль в фильме "Географ глобус пропил", рассказал главному редактору HELLO! Светлане Бондарчук о семье, о творчестве и о своей большой благотворительной работе.
О роли Виктора Служкина
Служкин живет так, как нам бы хотелось жить, но мы в силу разных жизненных обстоятельств, статуса, примет времени просто не можем себе этого позволить. Его же просто распирает от любви! Он "фантазирует свою жизнь" и старательно, но безуспешно пытается жить так, как придумал. Если бы он смог довести свою сконструированную историю до конца, он не был бы собой - стал бы каким-нибудь надкусанным яблоком или чем-то еще, но был бы совершенно другим человеком, нам не столь интересным.
О начале карьеры
Была работа монтировщиком в театре-студии "Суббота" в Петербурге. Я был молодым человеком, мне требовались деньги, а просить у родителей не хотелось, поэтому работал и зарабатывал по тем временам очень хорошо. А потом в один прекрасный день всех монтировщиков в качестве театрального горошка попросили выйти на сцену.
Затем меня перевели по трудовой из монтировщиков в актеры какой-то категории - мне было тогда 19. А потом я решил попробовать поступить.
Об известности
Я думаю, что известность физиогномическая пришла ко мне не через театр, а с "Убойной силой". Не стоит этого отрицать, надо сказать огромное спасибо Сереже Мелькумову и Первому каналу, который сделал это проект: для меня он судьбоносен, потому что один из важных этапов продвижения в профессии - это когда актера начинают узнавать в лицо.
О Голливуде
Я осознаю, что чего-то серьезного в Голливуде я по определению не сделаю - просто потому, что не умею "дышать на английском языке". На языке, на котором работаешь, нужно дышать, музыкально его чувствовать, а не вспоминать слова. Поэтому к голливудским историям я отношусь как к некоему приключению. Самое ценное в этом то, что у меня есть гипотетическая возможность общения с теми актерами, с которыми я хотел бы пообщаться. Взять фильм Wanted (в российском прокате шел под названием "Особо опасен". - Ред.), это были Морган Фриман, Джеймс Макэвой, Анджелина Джоли - люди, которые отбрасывают все свои амбиции, статусы и звания, приходят на площадку и начинают работать. Восемь дублей? Значит, восемь дублей. Нон-стоп.
О частном пространстве
Есть часть работы: красные дорожки, пресс-конференции, где актер выходит, представляет фильм, фотографируется и улыбается, насколько это возможно. А есть частное пространство. Лично я не собираюсь прятаться, не хочу ходить только в закрытые заведения, я хочу жить так, как живу, поэтому считаю, что люди, зрители, любят они меня или нет, должны меня понимать. Я не аппарат для фотографирования, не обезьянка. На просьбы сфотографироваться я имею право сказать "нет", когда где-то нахожусь, курю, общаюсь с друзьями - я не обязан соглашаться на что-то по любому запросу. Это моя личная жизнь.
О благотворительности
Я считаю, что если человек занимается благотворительностью, если он вошел в эту воду, не вышел обратно, не умыл руки, не вытерся полотенцем и не сбежал, а продолжает ею заниматься, значит, это правильно.
Рассуждать на эту тему я не очень хочу, потому что мы не размышляем, а действуем. Лично я занимаюсь этим с 2008 года, сейчас набран и расширен штат, мне помогают очень хорошие девочки, которые частично сняли с меня груз и ведут всю эту историю. Нужно выходить. Нужно понимать, что у нас существуют не 1-2 фонда в стране, а есть разные направления, достаточно большой спектр тех, кто помогает. Есть люди. Помощь есть!
О дружбе
В тот момент, когда произошло чудовищное, страшное событие в моей жизни в 2008 году, друзей появилось намного больше. Люди, которые не набивались ко мне в друзья, которых я знал, но они были в стороне, они невероятно себя проявили, подставили плечи, руки, локти... и я понял, что у меня друзей намного больше. Леня Ярмольник, Сережа Гармаш, Миша Пореченков, Миша Трухин, Андрюша Зибров - я сейчас в суете могу кого-то забыть. Дело не в том, сколько времени в году мы с ними общаемся, выходим на одну сцену или нет, а в тех 3-5 минутах, когда мы видимся, взахлеб общаемся и разбегаемся или по телефону просим друг друга о помощи в том или ином случае, вот в чем дело.
О сыне
Иван Константинович уже второй год живет с бабушкой и дедушкой. Он посещает школу, учит немецкий, английский, русский. Я считаю, то, как с ним общаются, занимаются и как его воспитывают бабушка с дедушкой, - высший пилотаж. И лучше бабушки и дедушки никакие няни не справятся. Поэтому в те нечастые дни, когда я приезжаю к Ивану Константиновичу и мы с ним общаемся, я получаю неимоверный заряд энергии и понимание того, что это уже взрослый человек.
Он уже актер, понимает, что это такое. Выступал на сцене МХАТа, читал стихи, его видели. Он уже нравится женщинам, знает, как манипулировать людьми.
О родительском воспитании
Мама нас с сестрой всячески пригревала, а папа - да, достаточно строгий, принципиальный. Он был не востребован с точки зрения творческого потенциала, работал инженером, строил мосты, но внутри у него, как и у моего деда и других родственников, которые даже пытались поступать в театральные институты, но не поступали, "сидело" творческое начало.
Когда я заявил родителям, что ухожу из института авиационного приборостроения и автоматики в никуда, папа сказал: "Не нравится - иди". Потом, когда я вдруг сказал, что поступаю в театральный, он ответил: "Нравится - иди". Когда я собрался к Константину Райкину, который пригласил меня в "Сатирикон", отец поведал мне историю из своего далекого прошлого, когда они с Райкиным, будучи детьми, сидели в одной машине, то есть знали друг друга - его отец Аркадий и мой дед были знакомы.
Куртка Alexander Terekhov
майка Henderson
Сергей: Я вчера выступал с лекцией, и мне задали вопрос, кого я считаю героем нашего времени. Я сказал, что этот человек будет авторитетным для всех — и для левых, и для правых, и для либералов, и для консерваторов. И мне на ум пришло три имени: Елизавета Глинка, Борис Гребенщиков и Константин Хабенский. Кто для тебя герой нашего времени?
Константин: Не знаю. Человек, который мне интересен, наверное. Так в моей профессии проще рассуждать. Я стараюсь подбирать такие характеры, которые на протяжении всего фильма или сериала оставались бы интересными. И я даже не говорю о главных ролях. Мне важно героя прощупать, соприкоснуться с ним, опуститься на какой-то уровень или возвыситься. Бывало и так, что при личной встрече с людьми, которых многие считают героями, я сильно разочаровывался.
Сергей: Например?
Константин: Они еще живы, я не буду о них говорить. Бог им судья. Но они с самого детства были для меня героями.
Сергей: Практически каждая твоя роль — будь-то Служкин из «Географа» или журналист Гурьев из «В движении» — это срез определенной части общества, манифест, если угодно. Насколько много тебя в этом манифесте?
Константин: Много. Мне не интересно просто говорить выученный текст, который кто-то придумал. С Сашей Велединским (режиссер фильма «Географ глобус пропил». — Esquire) мы, не сговариваясь, придумали некоторые послания, поклоны другим фильмам, советским, которые в нас засели с детства. «Полетам во сне и наяву», например. Это были наши кинематографические месседжи. Мы этого не стеснялись, мы прямо об этом говорили.
Рубашка и майка Henderson
брюки Brunello Cucinelli
носки Falke
слиперы Fratelli Rossetti
Сергей: Должно ли кино чему-то учить нас?
Константин: Ничему оно не должно учить. Ни театр, ни кино. Периодически выходят поучительные фильмы. Но для меня режиссеры, снимающие их, тут же заканчиваются. Когда начинаешь учить, уходишь из профессии — становишься «учителем». Можно только делиться опытом, ощущениями. Как только начинают вещать с экрана или со сцены, что хорошо, а что плохо, — я сразу вижу конец профессиональной деятельности.
Сергей: Разве к тебе не приходят за советом люди, которые хотели бы стать твоими учениками в профессии
Константин: Я избегаю подобных вопросов. Я потратил семь лет жизни на создание студии творческого развития «Оперение», туда приходят дети, которые не обязательно будут актерами. Но они занимаются актерскими дисциплинами, чтобы стать открытыми, свободными, и единственное, что я смог показать им всем, — как это тяжело, как непросто. Возможно, благодаря нашему движению какие-то ребята, которые грезили актерством и творчеством, пошли в более земные, скажем так, профессии.
Сергей: Выходит, ты многих спас?
Константин: Я надеюсь. Те же, кто утвердился, что это им подходит, со школьной скамьи понимают, на что им придется идти. Многие из них, кстати, уже заявляют о себе в профессии.
Сергей: Интересно. А как ты выходишь из роли? Сколько времени после спектакля у тебя проходит, прежде чем ты скажешь себе: «Все, я дома»?
Константин: Я не думаю, что такой момент вообще наступает. Мы с тобой сидим, разговариваем, а вчера у меня был тяжелый спектакль, и я понимаю, что все еще продолжаю о нем думать. И уже жду следующего. Выйти из роли на сто процентов не получается, только внешне, когда переодеваешься и выходишь из театра.
Сергей: Твоя профессия подразумевает рефлексию. В отличие от тебя я живу в социальных сетях, много гадостей читаю, на многое реагирую, что-то меня задевает, от чего-то я раздражаюсь, что-то иногда меня просто убивает. На что в жизни реагируешь ты, чем живешь, чем увлекаешься?
Константин: Меня нет ни в одной соцсети. Я увлекаюсь театром. Мне это нравится. Остальное — лишь мелкие увлечения моей личной жизни, в которую я пускаю только избранных. Если говорить о рефлексии, я вообще не склонен рефлексировать. Даже на свою лысину я мало внимания обращаю. Мне кажется, что с этим надо что-то делать, но пока я случайно не замечаю свой затылок во втором зеркале, я о нем не задумываюсь.
Сергей: Преодолев рубеж в сорок лет, стал ли ты думать, что прожит значительный отрезок жизни?
Константин: Ты не поверишь, это не кокетство: сейчас, пока мы готовились к съемке, я понял вдруг, что мне за сорок. Меня гримировали, и я пытался судорожно вспомнить, сколько же мне лет. Потом я просто подсчитал.
Сергей: Почему ты об этом подумал?
Константин: Потому что год назад мы с гримером Женей уже пересекались на других съемках. Она мне напомнила, что тогда я пришел после дня рождения, и я стал судорожно вспоминать, сколько же мне лет и что я на съемку пришел, видимо, помятым. И только тогда я осознал, что уже в прошлом году мне было за 40. Я знаю, что я кое-что сделал. Может быть, не связанное с театром и кино. Но итогов я не подвожу.
Сергей: А ты когда-нибудь рассуждал на подобную тему: «Я хотел бы, чтобы через тридцать лет мои дети…» Каким актер Хабенский и человек Хабенский хотел бы остаться в истории?
Константин: Для своих детей?
Сергей: Да.
Константин: Знаешь, ведь многое в своей жизни я делаю не только для себя, но и для детей. Я хотел бы, чтобы через двадцать-тридцать лет моим детям было за меня не стыдно. Чтобы они могли сказать: «Мой папа принимал во многом участие, старался что-то сделать».
Сергей: Ты религиозный человек?
Константин: Думаю, да.
Сергей: Ты ходишь в церковь?
Константин: Не так часто, как меня там хотели бы видеть священнослужители, к которым я испытываю уважение и любовь. Я крайне редко хожу на службы. У меня появился интерес к церкви в сознательном возрасте. Я иногда советуюсь с людьми, которые носят рясы и служат в церкви. Я спрашиваю их: «Исповедь — это ведь не только каяться в грехах? Рассказывать о том, что меня действительно волнует и что мне удалось, например, — это ведь тоже момент исповеди? Это не хвастовство, не желание пожаловаться. Я хочу сказать, что плохого я сделал и что я сделал хорошего. Это вы тоже выслушайте».
Сергей: Тогда это уже диалог: «Вот, кстати, хотел тебе сказать…»
Константин: Ну, я считаю, что хороший священнослужитель, если уж он взял на себя эту ношу, всегда будет находиться в диалоге с прихожанами. Тут можно вернуться к нашему разговору о том, кто кого учит. Диалог необходим, чтобы не превратиться в холодный фасад, когда к тебе люди подойдут.
Куртка Alexander Terekhov
майка Henderson
Сергей: Неужели ты сам никогда не обращался в холодный фасад? По‑простому это называют звездной болезнью.
Константин: Да, звездная болезнь бывает. Узнаваемость — штука сложная, к ней тоже нужно привыкать. Это непросто, когда на тебя начинают обращать внимание, из кустов откуда-нибудь фотографировать. У тебя вдруг начинает меняться походка, потому что тебя узнают, ты хочешь казаться лучше, прямее. Сложно, когда в реальной жизни, а не на сцене и не в кадре на тебя постоянно обращено внимание.
Сергей: А что вы хотите, вы становитесь звездами, у вас никакой личной жизни нет, всё, вы публичные люди.
Костюм Louis Vuitton
водолазка Henderson
кеды Rendez-Vous by Dino Bigioni
часы IWC Portofino Hand-Wound Eight Days
Сергей: Раз уж речь зашла о фотографиях на телефон, давай поговорим о твоей роли в фильме «Селфи». Ты когда-нибудь встречал своих двойников, как главный герой Богданов?
Константин: Двойники есть: кто-то постоянно общается с людьми в интернете от моего имени. Наверное, им не хватает своей жизни, поэтому они становятся двойниками. Но есть и другая неприятная история: иногда они делают это в корыстных целях, якобы собирают средства на благотворительность. Мы боремся с ними всеми возможными способами. После прочтения сценария мне захотелось представить отношения главного героя и его двойника, полностью похожих внешне, но внутренне совершенно разных. Более того, мне хотелось понять одну особенность нашего менталитета в контексте фильма: почему мы сопереживаем тому, кто в самом начале предстает отрицательным героем.
Сергей: Мы сейчас готовим материал о мужчинах прошлого века, и в каждом десятилетии выбираем одного, которого, на наш взгляд, можно считать представителем поколения. Это может быть и киноактер, и спортсмен. В редакции был спор о 1980-х: выбирали между Абдуловым и Янковским. Кто-то сказал, что Хабенский — абсолютный человек из 1980-х. У тебя типаж восьмидесятника: интеллигентность, взгляд. Тебе было бы комфортно в том времени?
Константин: Конечно, я хотел бы подольше побыть в том времени, но мне и сейчас грех жаловаться. Я не думаю, что Олег Янковский или Александр Абдулов могли бы сказать: «Мне комфортно в своем времени». Всегда есть ощущение некоторого дискомфорта. Просто профессии они посвятили всю свою жизнь. А я пока — только часть.
Сергей: Ты смог бы жить в Советском Союзе?
Константин: У меня остались, скорее, детские воспоминания. Было многое, чего я не знал, и если бы узнал тогда, не поверил бы. Когда люди уезжали из страны, мой отец не верил, что эмигрируют по политическим мотивам, из-за того, что жить некомфортно. Мы вообще часто не верим во многое, потому что не стремимся узнать факты. Так же и о войне, например.
Сергей: Ты недавно закончил съемки фильма о войне, о побеге из лагеря Собибор. Казалось бы, что можно сказать о войне и концлагерях, чего еще не было сказано?
Константин: В нашем кинематографе не рассматривался изнутри вопрос физической и духовной гибели людей в концлагере. Это не боевые действия, это совсем другой срез военного времени. Что происходило с людьми за колючей проволокой, через стенку от крематория? В одной части лагеря работают люди, в другой — сортируют вещи тех, кого уничтожают ежедневно.
Узнаваемость — штука сложная, к ней тоже нужно привыкать. Это непросто, когда на тебя начинают обращать внимание, из кустов откуда-нибудь фотографировать
Сергей: Как ты готовился к съемкам? Живых свидетелей практически не остается.
Константин: Остались их дети, им рассказывали родители, сбежавшие из лагеря. Я почитал воспоминания главного героя Печерского. Мне показалось, что они не совсем искренние. Такое может быть, когда человек пишет, как бы беседуя с вечностью. Но кое-что важное там было зафиксировано — время, даты, их нужно было знать. В остальном мне хотелось просто понять природу вещей, и я начал фантазировать, как спасались люди, которые оказались в рабочей зоне концлагеря, и как спасались люди, которые волею судьбы надели погоны немецкой армии. Последних я так и не смог оправдать. Что-то в нас есть на генетическом уровне, что не позволяет нам сделать это.
Сергей: А мне почему-то, наоборот, кажется, что мы их простили. Мы не забудем ту войну никогда, но у нас нет звериной ненависти к людям.
Константин: Да, предположим, что мы их простили (только предположим), хотя простить могли бы только люди, непосредственно столкнувшиеся с войной, лишениями и лагерями. Интересно, что, когда я подумал о главном персонаже, которого играет Кристофер Ламберт, вдруг в какой-то момент во мне щелкнуло: как же тебе не повезло
Сергей: Что он ощущал, на твой взгляд? Он распорядитель, бухгалтер, начальник отдела логистики концлагеря. Вот сегодня ему надо сжечь 600 человек, а завтра 850. У него план, ему отчитываться нужно. Он не выбирал эту должность.
Константин: Я думал об этом. Солдат дает присягу и обязан выполнять приказы, умирать, или же он снимает с себя погоны и уходит, дезертирует. Я размышлял, какими способами немецкие солдаты пытались избавиться от этого. Пьянство банальное? И я придумал вот что: кто-то, чтобы не сойти с ума, фотографирует людей. И мечтает организовать фотовыставку, как только закончится война. Так он справляется с ужасами концлагеря. Ясно, что кто-то ударялся в религию. В какой-то момент немцы просто перестали реагировать на то, что делали, — нужно было беречь физические силы.
Сергей: Как ты считаешь, исторический опыт защищает нас от повторения этих ужасов?
Константин: История никого ничему не учит. Когда я готовился к съемкам «Троцкого», читал его речи, а параллельно шли новости по телевизору. Я увидел события в Сирии, как громят города, и понял, что ничего не меняется. Спустя сто лет все повторяется при полном равнодушии обывателя.
Сергей: Примерно так же и революция происходила: Минаев с Хабенским сидели в кафе, разговаривали, кто-то в этот момент в ресторане ужинал, кто-то в театре играл, а кто-то брал Зимний.
Константин: Я читал записки помощника режиссера Московского художественного театра, датированные осенью 1917 года. Очень интересно было, как революция входит в жизнь на бытовом уровне. В какой-то момент он пишет: «Очень много шелухи от семечек стало оставаться в зрительном ряду». Это было как раз в момент переворота. Еще не понимали, что происходит революция, но обратили внимание на изменение социального уровня зрителей.
Сергей: Есть ли вещи, о которых ты по-настоящему сожалеешь? Из любой области.
Константин: Я объясню очень простую вещь. Меня когда-то умный человек научил ни о чем не жалеть, потому что, если ты понимаешь, что когда-то поступил неправильно, оставив за собой знак минус, тебе очень сложно идти вперед, это якорь. Если ты пересмотришь некоторые события и найдешь возможность поменять знак на плюс — случилось так, как и должно было, — дальше будет легче. Я не могу сказать, что живу с сожалением о чем бы то ни было. Знаешь, я прочитал в дневниках Сергея Прокофьева, как он ненавидел дороги, переезды. А в какой- то момент он признал: «Это тоже часть моей жизни». Почему я должен любить все, что до поезда и после поезда, а дорогу — ненавидеть и жалеть о потраченном на нее времени? Я подумал, что он прав, и попробовал полюбить моменты транспортировки тела. Все встало на свои места. Я ни о чем не жалею и люблю все, что делаю. ¦
Сорочка, Van Laaсk; часы Pilot’s Watch Chronograph, IWC
ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta VandyshЛетом на премьере спектакля «Контрабас» в МХТ имени Чехова царил полный аншлаг. Ничего удивительного: и литературное произведение, и репутация театра, и имя актера - - на афише сулили театралам духовный Эльбрус с непременным катарсисом на вершине. Музыкант-неудачник, безнадежно влюбленный в женщину и бесконечно разочарованный в жизни, описанный Патриком Зюскиндом , у Хабенского получился почти комичным. Если бы не периодически подступающие к горлу слезы, спектакль можно было бы назвать комедией. Но нет, это самый что ни на есть трагифарс - слово, которое сам Хабенский любит и произносит так часто, что сложно понять, только ли о театре идет речь. А вот слова «я» от него почти не услышишь. На любой вопрос он старается ответить обезличенно: дело то ли в природной скромности, то ли в нежелании пускать посторонних даже в «прихожую» его внутреннего «дома».
ELLE Если честно, я у вас хотела спросить...
К.Х. Я не в курсе, уже сто лет не снимался.
ELLE А в новостях пишут, что вы окончательно сделали выбор в пользу кино и телевидения.
К.Х. Врут.
ELLE Ну как же: сериал «Метод», русская версия «Декстера»... Говорят, вы на него уже подписаны.
К.Х. В «Методе» я пока не снимаюсь. Готовлюсь к съемкам, это разные вещи. Участие я подтвердил, но надо войти в проект, продолжить его, потом закончить, озвучить - и только тогда смогу с полной уверенностью сказать: «Да, я часть этого материала». Поэтому я и спрашиваю: о чем говорить-то с вами будем?
ELLE О погоде? Вы так спокойно воспринимали нелегкие условия нашей съемки...
К.Х. (удивленно оглядывая открытую террасу уютного кафе). Вы про это?!
ELLE Шерстяной костюм-тройка в +32 °С - это, знаете ли, не для слабонервных.
К.Х. Погодные условия - не повод жаловаться. Я просто не фотомодель. Никогда не скрывал и не скрываю, что эта часть работы для меня наиболее тяжелая. К тому же, когда компания хорошая, все равно, какая стоит погода.
ELLE Вам важен комфорт? На какие условия съемки вы при вашем опыте и профессиональном статусе уже никогда не согласитесь?
К.Х. Все это неважно. Разумеется, ты всегда планируешь поработать в бархатный сезон на берегу моря, без беготни и нервов... А получается наоборот. Где мы снимаем и когда, решают продюсеры. А я - обыкновенная наемная рабочая сила. Не надо путать.
ELLE В этом смысле тогда скажите: насколько актер - творческая профессия? Где проходит грань между волей режиссера, буквой сценария и вашей собственной фантазией?
К.Х. Это обоюдная игра. Нельзя сказать, что я ставлю режиссера на последний план и делаю что угодно. Но иногда ты сильнее пропускаешь материал через себя, свое тело - и уже режиссер идет за тобой.
ELLE От чего это зависит?
К.Х. От открытости той и другой стороны. И от четкого плана съемок или репетиций. Какая бы у тебя ни была бурлящая фантазия, какое бы вдохновение ни посетило, нужно снимать именно то, что запланировано. Так же, как и в театре надо играть тот спектакль, который поставлен в репертуар, а не тот, в котором ты хочешь появиться именно сегодня.
ELLE Ваши желания обычно совпадают с планами?
К.Х. Я готов к тому, что иногда это невозможно.
ELLE Вы беретесь за роли, которые вам совершенно не близки?
К.Х. Близок герой или нет - неправильный вопрос. Интересен ли, вот что важно. Если я взялся за роль, значит, она мне интересна. При этом персонаж может быть не близок абсолютно, но настолько необычен, что ты пытаешься докопаться до него, подтянуть к себе или, наоборот, опуститься с ним на дно.
ELLE Кстати, правда, что...
К.Х. Нет.
Кардиган, сорочка, все - Lanvin; часы Portuguese Perpetual Calendar, IWC
ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta VandyshELLE Все врут, это понятно. К слову, говорят, вы что-то периодически выдумываете в своих интервью - про коллекцию театральной обуви, например.
К.Х. Это было очень давно. Сейчас не что-то, а все...
ELLE Все - правда?
К.Х. Все выдумываю. (Улыбается.)
ELLE Тогда скажите честно: со стороны кажется, что вы специально беретесь за что-то сложное, масштабное и неподъемное - взять хотя бы недавнюю премьеру «Контрабаса». Не ищете легких путей?
К.Х. По-другому просто неинтересно. По крайней мере в моем случае: когда легко, получается какая-то залипуха. Вот залипуха - и все. И самому стыдно становится, что где-то недодумал, что-то пропустил...
ELLE Чувство стыда с возрастом не проходит?
К.Х. Нет, стыдиться - это нормальное состояние.
ELLE Как вы понимаете, что уже готовы к роли?
К.Х. В нашей профессии такого не бывает - ни в кино, ни тем более в спектаклях, где каждый раз по-новому, по-живому.
ELLE Вы много снимались на Западе. Чувствуется разница между здесь и там?
К.Х. Разница только в подготовке. Причем у нас есть группы, которые снимают на уровне европейского и голливудского кино. Их немного, но они есть. Да и на Западе высокий уровень подготовки команды - далеко не норма. Все зависит от категории фильма.
ELLE А есть что-то, в чем наш кинематограф сильнее западного?
К.Х. (задумывается). Хотелось бы, чтобы в простоте была наша сила. Очень хотелось бы.
ELLE Вы представляете своего зрителя, когда работаете над фильмом или спектаклем?
К.Х. В кино - нет. Я понимаю, в рамках какого жанра должен находиться, но зрителя не идентифицирую и тем более не могу его как-то корректировать. В театре я примерно представляю, какие люди приходят на мои спектакли, иногда у меня получается вести их за собой, иногда сил не хватает. Но давайте я не буду формулировать, какой он - зритель Хабенского. Я считаю, что театр не про формулировки, он должен быть эмоциональным, трагифарсовым, все остальное - всего лишь детали. Но главное, в нем должна быть эмоция.
ELLE А вы сами чаще принимаете решения сердцем или головой?
К.Х. Стараюсь все-таки этим инструментом. (Показывает на сердце.)
ELLE Бывает, что чувства подводят?
К.Х. Бывает, конечно, это естественно. Как бы ни казалось со стороны, я эмоциональный человек. Просто проявления эмоций, может, немного другие. И я так же могу ошибаться в своих чувствах, как другие люди.
ELLE Вы - посол часовой мануфактуры IWC. А какие у вас лично отношения со временем?
К.Х. Жаловаться на нехватку времени глупо. Я планирую намного больше, чем успеваю, - вот и все. Из того, что я себе нарисовал в календаре, получается примерно половина. Поэтому времени в итоге нет.
Брюки, жилет, сорочка, лоферы, все - Giorgio Armani; часы Pilot’s Watch Chronograph, IWC
ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta Vandysh
Жилет, Giorgio Armani; брюки, Ralph Lauren; сорочка, Van Laaсk; часы Portuguese Hand-Wound Eight Days, IWC
ФОТО Anton Zemlyanoy СТИЛЬ Marta VandyshELLE А что именно не успеваете? Может, давно мечтали что-то сделать, куда-то съездить, да все не складывается.
К.Х. Именно так! Давно мечтал что-то сделать, куда-то съездить, да все никак. Вот я и ответил, спасибо, что помогли!
ELLE Сама формулирую вопрос, сама на него отвечаю...
К.Х. Бывает и такое! Каждый человек планирует что-то, но потом - либо профукал момент, либо увлекся чем-то другим... Но тогда и жаловаться не надо. Если увлечен, будь добр, посвящай время своей страсти.
ELLE А вы вообще не любитель пожаловаться.
К.Х. Иногда я наблюдаю, как в некоторых телевизионных передачах артисты обсуждают проблемы на глазах у всей страны... Но не думаю, что это выход.
ELLE Как бы вы охарактеризовали время, в котором живете?
К.Х. Если отталкиваться от текущего момента: жарко, хочется пить, четыре часа работы фотомоделью...
ELLE В общем, добрых слов не осталось.
К.Х. Я чувствую себя немного идиотом, когда начинаю размышлять о нашем времени. Нормальное время. Не хуже и не лучше. Чуть больше гаджетов, чем 500 лет назад. Чуть меньше талантливых музыкантов, чем 200 лет назад. Но они все равно есть, просто играют на других инструментах. Чуть быстрее средства передвижения. Может, чуть больше... Да нет, столько же войн, но сейчас они освещаются активнее. Ничего не меняется. Уверен.
ELLE Сейчас много говорят о том, что поколения мельчают. Вы регулярно общаетесь с самыми разными детьми. (Благотворительный фонд Константина Хабенского помогает детям с заболеваниями мозга. - Прим. ELLE.) Какие они в ваших глазах?
К.Х. Прекрасные. Можно найти с ними общий язык, почерпнуть у них идеи, с ними хочется делиться своим взглядом на ту или иную их фантазию или изобретение. Я и мои коллеги хотим подсказать им путь к индивидуальному мышлению. Не скажу, что я гуру в этом вопросе. Я так же, как и дети, пытаюсь учиться. Мы много обсуждали и спорили, стоит ли ввести в программу наших студий творческого развития курс сценической речи. Но я считаю: если человеку есть что сказать, уроки сценической речи ему не нужны. А когда мыслей в голове нет, как бы четко ты ни произносил шипящие согласные, пустая каша выйдет у тебя изо рта.
ELLE Как вы думаете, многие дети выберут актерскую профессию после общения с вами?
К.Х. Надеюсь, немногие.
ELLE Почему надеетесь?!
К.Х. В наших студиях, помимо многих других замечательных моментов, дети избавляются от розовых очков. Они понимают, что актерская профессия - не самый легкий хлеб. А те, кого это в итоге не отвращает, понимают, чего им ждать в будущем.
ELLE Вы в вечных разъездах. Чувство дома еще не утрачено? И где он, ваш дом?
К.Х. Дом там, где тебя ждут. Это место энергетическое, это не стены. Когда ты заходишь, ставишь вещи в прихожей и понимаешь: «Все, приехал». И наоборот, можешь год прожить где-то в длительной рабочей экспедиции - и так и не свыкнуться с новым местом. Казалось бы, год! Но нет. Тело, голова, сердце, душа понимают, что дом не здесь. Это что-то на инстинктивном уровне, как у собак и кошек, которые, еще не видя тебя, за километр чувствуют твое приближение. Мы ничем не хуже животных, мы тоже чувствуем.
ELLE Людей тоже чувствуете?
К.Х. Конечно, сразу понимаю, мой человек или нет.
ELLE А какой вы со своими?
К.Х. Не знаю. Мне кажется, скучный и неинтересный. Если в двух словах. А остальное у них спросите, хотя, я думаю, они ответят то же самое.
