Реальность и художественный вымысел в образах Пугачева и Екатерины II в романе А.С.Пушкина «Капитанская дочка. Великая

Убежденная в невиновности Гринева, Маша Миронова считает своим нравственным долгом спасти его. Она едет в Петербург, где в Царском Селе происходит ее встреча с императрицей.
Перед читателем Екатерина II предстает доброжелательной, мягкой и простой женщиной. Но мы знаем, что Пушкин резко отрицательно относился к Екатерине II. Чем же можно объяснить ее привлекательный облик в повести?
Посмотрим на прижизненный портрет Екатерины II, написанный художником В.Л.Боровиковским в 1794 году. (В 1827 году появилась гравюра с этого портрета, сделанная выдающимся русским гравером Н.И.Уткиным.) Вот как сравнивает В.Шкловский портреты Екатерины II, сделанные В.Л.Боровиковским и рассказчиком в повести "Капитанская дочка": "На портрете Екатерина изображена в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ног ее собака; за Екатериной деревья и Румянцевский обелиск . Лицо императрицы полно и румяно. Встреча с Марьей Ивановной должна происходить осенью. Пушкин пишет: "Солнце освещало вершины лип, пожелтевших под свежим дыханием осени". Далее Пушкин сообщает: "Она [Екатерина] была в белом утреннем платье, в ночном чепце и душегрейке". Душегрейка позволила не переодевать Екатерину, несмотря на холодную погоду... Собака с картины Боровиковского тоже попала в "Капитанскую дочку", это она первая заметила Марью Ивановну" . Существуют расхождения текста с изображением – императрица моложе лет на 20, одета в белое, а не в голубое. Описан второй вариант портрета – с Румянцевским обелиском, вероятней всего, Пушкин вдохновлялся гравюрой, а не оригиналом, который находился у Румянцева и был труднодоступен для обозрения.
А вот слова из статьи П.А.Вяземского "О письмах Карамзина", которые приводит В.Шкловский: "В Царском Селе нельзя забывать Екатерину... Памятники ее царствования здесь повествуют о ней. Сложив венец с головы и порфиру с плеч своих, здесь жила она домовитою и любезною хозяйкой. Здесь, кажется, встречаешь ее в том виде и наряде, какою она изображена в известной картине Боровиковского, еще более известной по прекрасной и превосходной гравюре Уткина".
Мы видим, что портрет В.Л.Боровиковского, гравюра Н.И.Уткина и слова П.А.Вяземского выражают дворянское, умиленное и восхищенное отношение к "любезной хозяйке" Царского Села.
Теперь обратимся к повести. Как мы знаем, Пушкин пишет от лица рассказчика, а рассказчик – Гринев – повествует о встрече Марьи Ивановны с императрицей со слов Марьи Ивановны, которая, конечно, много раз вспоминала в дальнейшей жизни потрясшую ее встречу. Как же эти преданные престолу люди могли говорить о Екатерине II? Нет сомнения: с наивной простотой и верноподданническим обожанием. "По замыслу Пушкина, – пишет литературовед П.Н.Берков, – очевидно, Екатерина II в "Капитанской дочке" и не должна быть показана реально, как настоящая, историческая Екатерина: целью Пушкина в соответствии с избранной им им формой записок героя, верноподданного дворянина, было изобразить Екатерину именно в официальной трактовке: даже утреннее дезабилье Екатерины было рассчитано на создание легенды об императрице, как простой, обыкновенной женщине" .
Однако посмотрим, нет ли все же в эпизоде встречи Маши Мироновой с Екатериной и в описании предшествующих обстоятельств авторского к ним отношения. Вспомним факты, которые имели место с того момента, как Гринев предстал перед судом. Мы знаем, что он прекратил свои объяснения суду об истинной причине его самовольной отлучки из Оренбурга и этим погасил "благосклонность судей", с которой они начали его выслушивать. Чуткая Марья Ивановна поняла, почему Гринев не хотел оправдываться перед судом, и решилась поехать к самой царице, чтобы все чистосердечно рассказать и спасти жениха. Это ей удалось. Теперь обратимся к эпизоду встречи царицы с Марьей Ивановной.
Невиновность Гринева стала ясна Екатерине из рассказа Марьи Ивановны, из ее прошения так же, как она стала бы ясна и следственной комиссии, если бы Гринев закончил свои показания. Марья Ивановна рассказала то, чего не досказал на суде Гринев, и царица оправдала жениха Маши. Так в чем же ее милость? В чем гуманность?
Императрице более нужна невиновность Гринева, нежели его виновность. Каждый дворянин, перешедший на сторону Пугачева, наносил ущерб дворянскому классу, опоре ее трона. Отсюда гнев Екатерины (лицо переменилось во время чтения письма, стало строгим), который после рассказа Марьи Ивановны "сменяется на милость". Царица улыбается, осведомляется, где остановилась Маша. Она, видимо, выносит благоприятное для просительницы решение и обнадеживает капитанскую дочку.
Пушкин, предоставляя право рассказывать Гриневу, заставляет его вместе с тем сообщать о фактах, которые позволяют нам сделать свои выводы. Екатерина ласково разговаривает с Марьей Ивановной, приветлива с ней. Во дворце она поднимает упавшую к ее ногам, потрясенную ее "милостью" девушку. Она произносит фразу, обращаясь к ней, своей подданной, как к равной себе: "Знаю, что вы не богаты, – сказала она, – но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние." Как же могла воспринять эти слова Марья Ивановна, с детских лет воспитывавшаяся в уважении к престолу и царской власти?

Пушкин писал о Екатерине, что "ее... приветливость привлекала". В маленьком эпизоде встречи Маши Мироновой с императрицей устами Гринева он и говорит об этом качестве Екатерины, о ее способности очаровывать людей, о ее умении "пользоваться слабостию души человеческой". Ведь Марья Ивановна – дочь героя, капитана Миронова, о подвиге которого знала царица. Екатерина раздавала ордена офицерам, отличившимся в войне с пугачевцами, помогала и осиротевшим дворянским семьям. Что же удивительного, что она позаботилась и о Маше. Императрица не была щедра к ней. Капитанская дочка не получила большого приданого от царицы и не увеличила богатства Гринева. Потомки Гринева, как сообщает издатель, т.е. Пушкин, "благоденствовали" в селе, принадлежавшем десятерым помещикам.
Екатерина дорожила отношением к себе дворянства и прекрасно понимала, какое впечатление произведет "высочайшее помилование" на верноподданническую семью Гриневых. Сам Пушкин (а не рассказчик) пишет: "В одном из барских флигелей показывают собственноручное письмо Екатерины II за стеклом и в рамке", которое передавалось из поколения в поколение.
Так и "создавалась легенда об императрице как простой, доступной просителям, обыкновенной женщине", – пишет П.Н.Берков в статье "Пушкин и Екатерина".

мая 19 2010

Тем, что Пушкин воссоздавал в романе черты императрицы, запечатленные Боровиковским, подчеркивалась официальная «версия» портрета. Более того, Пушкин демонстративно отказывался от своего личного восприятия императрицы и давал читателю копию с копии. Боровиковский рисовал с живой натуры. Пушкину было достаточно представить копию с высочайше одобренного портрета. Он изображал не живую модель, но мертвую натуру. Екатерина II в романе - не живого человека, а «цитата», как остроумно заметил Шкловский. От этой вторичности - холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе. «Свежее дыхание осени» уже изменило лик природы-листы лип пожелтели, императрица, выйдя на прогулку, надела «душегрейку». «Холодно» лицо ее,-«полное и румяное», оно «выражало важность и спокойствие». С той же холодностью связано и «строгое выражение лица», появившееся во время чтения прошения Маши Мироновой. Это даже подчеркнуто авторской ремаркой: «Вы просите за ? - сказала дама с холодным видом». Холодность и в поступках Екатерины: она затевает «игру» с Машей, выдавая себя за даму, близкую ко двору,- она играет, а не живет.

В таком изображении Екатерины II вскрывается намерение Пушкина противопоставить образу , «мужицкого царя», образ правящей императрицы. Отсюда контрастность этих двух фигур. Милости Пугачева, основанной на справедливости, противопоставлена «милость» Екатерины, выражавшей произвол самодержавной власти.

Эту контрастность, как всегда, остро, художнически осознавала и воспринимала Марина Цветаева: «Контраст между чернотой Пугачева и ее (Екатерины П.- /’. М.) белизной, его живостью и со важностью, его веселой добротой и ее снисходительной, его мужиче-ством и ее дамством не мог не отвратить от нее детского сердца, едипо-любивого и уже приверженного „злодею”».

Цветаева не просто излагает свои впечатления,- она анализирует и тщательно аргументирует свой тезис о контрастности изображения Пугачева и Екатерины II и отношении Пушкина к этим антиподам: «На огневом фоне Пугачева - пожаров, грабежей, метелей, кибиток, пиров - эта в чепце и душегрейке, на скамейке, между всяких мостиков и листиков, представлялась мне огромной белой рыбой, белорыбицей и даже несоленой. (Основная черта Екатерины - удивительная пресность.) ».

И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь. ( , выводящий Марью Ивановну из темницы) ». «Извините меня,- сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь, но я бываю при дворе…»

Насколько царственнее в своих жестах мужик, именующий себя государем, чем государыня, выдающая себя за приживалку». Ю. М. Лотман прав, когда возражает против грубо прямолинейного определения взгляда Пушкина на Екатерину II. Конечно, Пушкин не создавал отрицательного Екатерины, не прибегал к сатирическим краскам. Но противостояние Пугачева и Екатерины II нужно Пушкину, такая композиция позволяла ему обнажать важные истины о природе самодержавия. Особенности изображения Пугачева и Екатерины II позволяют понять, на чьей стороне симпатии Пушкина. «Любит ли Пушкин в «Капитанской дочке» Екатерину?» спрашивала . И отвечала: «Не знаю. Он к ней почтителен. Он знал, что все это: белизна, доброта, полнота - вещи почтенные. Вот и почтил» . Окончательный ответ на вопросы, зачем Пушкин ввел в роман образ Екатерины и как изобразил ее, дает последняя сцена - встреча Маши Мироновой с императрицей в Царскосельском саду. Здесь читатель узнает истинные причины, по которым Екатерина признала Гринева невиновным. Но сцена эта важна не только для понимания образа Екатерины: во время свидания окончательно раскрывается характер капитанской дочки и завершается любовная линия романа, поскольку именно Маша отстояла свое .

Для понимания этой принципиально важной сцены нужно помнить, что она написана с расчетом на эффект присутствия читателя: Марья Ивановна, например, не знает, что беседует с императрицей, а читатель уже догадывается; «дама» обвиняет Гринева в измене, но читатель отлично знает, что обвинение это ни на чем не основано. Этот прием Пушкин счел нужным обнаружить: в момент беседы он сообщает: Маша Миронова «с жаром рассказала всё, что уже известно моему читателю».

Итак, Марья Ивановна, отвечая на вопрос «дамы», сообщает ей о причине своего приезда в столицу. При этом благосклонность собеседницы к неизвестной девушке энергично мотивирована: «дама» узнает, что перед ней сирота капитана Миронова, верного императрице офицера. (Дама, казалось, была тронута.) В этом состоянии она и читает прошение Маши.

Пушкин создает еще одну чрезвычайную ситуацию, поручая Гриневу запротоколировать (со слов Маши Мироновой) все происходившее: «Сначала она читала с видом внимательным и благосклонным; но вдруг лицо ее переменилось,- и Марья Ивановна, следовавшая глазами за всеми ее движениями, испугалась строгому выражению этого лица, за минуту столь приятному и спокойному».

Пушкину очень важно подчеркнуть мысль, что, даже надев маску частного человека, Екатерина не оказывалась способной смирить в себе императрицу. «Вы просите за Гринева? - сказала дама с холодным видом. - Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, во как безнравственный и вредный негодяй».

Свидание Марьи Ивановны с Екатериной II достигает- после этой отповеди «дамы»-кульминации: капитанская дочка из робкой и смиренной просительницы превращается в отважную защитницу справедливости, беседа становится поединком.

«- Ах, неправда! - вскрикнула Марья Ивановна.
- Как неправда! - возразила дама, вся вспыхнув.
- Неправда, неправда! Я вам расскажу».

Что ей оставалось делать? Настаивать на несправедливом своем приговоре? Но в создавшихся условиях это выглядело бы проявлением безрассудного деспотизма. Подобное изображение Екатерины противоречило бы правде истории. И Пушкин не мог пойти на это. Ему же важно было другое: показать сначала несправедливость осуждения Гринева и демагогического по существу помилования его Екатериной II, а потом - вынужденное исправление ею своей ошибки.

Марью Ивановну вызывают во дворец. «Дама», представшая уже в образе императрицы Екатерины II, сказала: «Дело ваше кончено. Я убеждена в невинности вашего жениха». Заявление это примечательно. Сама Екатерина II признается, что она освобождает Гринева потому, что он невиновен. А его невиновность доказана Машей Мироновой, и эта истина подтверждена читателем. Поэтому исправление ошибки не есть милость. Милость Екатерине II приписали пушкинисты. В действительности честь освобождения невиновного Гринева принадлежит капитанской дочке. Она не согласилась не только с приговором суда, но и с решением Екатерины II, с ее «милостью». Она отважилась поехать в столицу, чтобы опровергнуть аргументы императрицы, осудившей Гринева. Наконец, она смело бросила «даме» дерзкое слово - «Неправда!» вступила в поединок и выиграла его; Приписывая «милость» Екатерине, исследователи обедняют образ капитанской дочки, отнимая у нее главный в ее жизни поступок. Она в романе была «страдательным» лицом, верной дочерью своего отца, усвоившей его мораль покорности и послушания. «Чудные обстоятельства» не только подарили ей счастье соединения с любимым они обновили ее душу, ее жизненные принципы.

Нужна шпаргалка? Тогда сохрани - » Екатерина II и Маша Миронова в повести Пушкина «Капитанская дочка» . Литературные сочинения!

Тем, что Пушкин воссоздавал в романе черты императрицы, запечатленные Боровиковским, подчеркивалась официальная «версия» портрета. Более того, Пушкин демонстративно отказывался от своего личного восприятия императрицы и давал читателю копию с копии. Боровиковский рисовал с живой натуры. Пушкину было достаточно представить копию с высочайше одобренного портрета. Он изображал не живую модель, но мертвую натуру. Екатерина II в романе не образ живого человека, а «цитата», как остроумно заметил Шкловский. От этой вторичности – холод, окружающий Екатерину в пушкинском романе. «Свежее дыхание осени» уже изменило лик природы – листы лип пожелтели, императрица, выйдя на прогулку, надела «душегрейку». «Холодно» лицо ее,- «полное и румяное», оно «выражало важность и спокойствие». С той же холодностью связано и «строгое выражение лица», появившееся во время чтения прошения Маши Мироновой. Это даже подчеркнуто авторской ремаркой: «- Вы просите за Гринева? – сказала дама с холодным видом». Холодность и в поступках Екатерины: она затевает «игру» с Машей, выдавая себя за даму, близкую ко двору, она играет, а не живет.

И далее: «Сравним Пугачева и Екатерину въяве: «- Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я государь». (Пугачев, выводящий Марью Ивановну из темницы). «-Извините меня,- сказала она голосом еще более ласковым,- если я вмешиваюсь в ваши дела, но я бываю при дворе…»

Соответствует подобной цели изображения Екатерины и стилистика образа императрицы. Еще в 1937 году Виктором Шкловским было сделано тонкое наблюдение: «Пушкин дает Екатерину по портрету Боровиковского. Портрет относился к 1791 году, был обновлен в памяти гравюрой Уткина в 1827 году. Эта гравюра ко времени написания «Капитанской дочки» была у всех в памяти. На портрете Екатерина изображена в утреннем летнем платье, в ночном чепце; около ее ног собака; за Екатериной деревья и памятник Румянцеву. Лицо императрицы полно и румяно».

В романе Пушкина «Капитанская дочка» образы Емельяна Пугачева и императрицы Екатерины II являются символами власти. Можно сказать, что эти исторические фигуры находятся на разных полюсах, являются кардинально противоположными.
Известно, что в «Капитанской дочке» Пушкин противопоставил народ и власть. Главной причиной пугачевского бунта он считал оторванность власти от народа, незнание и нежелание властьимущих знать потребности простого мужика. Отсюда – национальные трагедии, одной из которых является, по мнению Пушкина, бунт под предводительством Емельяна Пугачева.
Пугачев – народный герой. Он представляет народную власть, народного избранника. Недаром простые казаки готовы отдать за него жизнь. В основе образа Пугачева – реальный прототип. Романный Пугачев – казак, самозванец, предводитель восставших казаков, называвший себя государем Петром III. Чтобы подчеркнуть историзм своего произведения, писатель вводит некоторые события и детали, имевшие место в реальности. Так, в главе «Пугачевщина» приводится казенный приказ о поимке Пугачева, существовавший на самом деле. Кроме того, в романе приводятся подлинные исторические факты: поимка и казнь Пугачева, например.
Но, безусловно, фигура Пугачева в «Капитанской дочке» не приравнивается к его историческому прототипу. В романе это один из самых сложных и многомерных образов, представляющих собой сплав исторических, бытовых, символических и фольклорных элементов. В произведении фигура Пугачева перерастает в символический образ, олицетворяющий историю и судьбу.
Облик Емельяна Пугачева конкретен, глазами Гринева мы видим его портрет, знаем о его происхождении. Но, в то же время, реалистичность Пугачева только кажущаяся. С его появлением в роман входит атмосфера чего-то мистического и загадочного. Пугачев напоминает оборотня, сущность которого постичь не дано никому. Из бродяги этот герой легко превращается в «государя-императора». В Пугачеве то проявляются черты плутоватого мужика, то мудрость, сила и величие народного вождя. В таких главах романа, как «Незваный гость», «Мятежная слобода», «Сирота» метаморфозы Пугачева следуют одна за другой: то он властный и грозный государь, то справедливый и милосердный спаситель, то жестокий и скорый на расправу мужик, то мудрый и рассудительный государственный муж.
Образ Пугачева в романе трагичен. Причем герой сам осознает эту трагичность. Это подчеркнуто и в казачьей песне, которую он поет, и в столь любимой им калмыцкой сказке. Облик Емельяна Пугачева во многом овеян героическим ореолом. Вспомним, что он отвергает возможность милости государыни по отношении к нему, сам при этом милуя своих противников. Для него милосердие – это неприемлемое оскорбление.
Образ Емельяна Пугачева в романе дан в фольклорном ключе. В сознании Гринева он тесно связан с явлением чуда, с самой судьбой. В начале романа Пугачев появляется из метели, затем он станет главным героем пророческого сна Петра Гринева. В нем лжегосударь предстает в облике вожатого, вождя, который невольно раскрыл мемуаристу глаза на законы жизни, истории, судьбы.
Таким образом, Пугачев в «Капитанской дочке» одновременно и реален, и фантастичен. Он соединяет два пласта: внешний, жизненный, и мистический, пласт судьбы и истории. Образ Емельяна Пугачева – центральный образ романа. С ним связаны размышления Пушкина об истории и судьбе, о соотношении частной жизни и жизни исторической.
Образ Пугачева невидимыми нитями связан с образом еще одного «человека власти» - Екатерины II, официальной государыни. В романе возникают смысловые и композиционные параллели, соединяющие этих двух героев. Основная из них: встреча Гринева с Пугачевым в Белогорской крепости – встреча Маши Мироновой с Екатериной II в Петербурге.
Пушкин дал в этом эпизоде реальный портрет императрицы: «Она была в белом утреннем платье, в ночном чепце и в душегрейке. Ей казалось лет сорок. Лицо ее, полное и румяное, выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и легкая улыбка имели прелесть неизъяснимую».
Образ Екатерины II, справедливой, милосердной, благодарной, написан Пушкиным с нескрываемой симпатией, овеян романтическим ореолом. Это не портрет реального человека, а некий обобщенный образ. Екатерина – это та святыня, которую защищали дворяне в войне с Пугачевым.
Екатерина внимательно выслушивает Машу Миронову и обещает разобраться в ее просьбе, хотя отношение императрицы к «предателю» Гриневу резко отрицательное. Узнав все подробности дела и проникшись искренней симпатией к капитанской дочке, Екатерина милует жениха Маши и обещает позаботиться о материальном благополучии девушки: «… но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
На мой взгляд, персонально к Екатерине II у Пушкина не было никаких «претензий». Известно, что по своим политическим убеждениям писатель был монархистом. Все преобразования, по его мнению, должны были проводиться только в рамках этой системы. Но в том, что реформы необходимы, у Пушкина не было никаких сомнений.
Таким образом, «Капитанская дочка» - исторический роман, в котором действуют два основных исторических лица: Емельян Пугачев и Екатерина II. Попав в ткань художественного произведения, эти реальные фигуры обрели много вымышленных черт, превратились в художественные образы, служащие для выражения авторской позиции, взглядов Пушкина на историю, проблему власти и народа, судьбы. На реальную основу этих персонажей наложился художественный вымысел, авторская воля, в результате чего был создан один из лучших русских исторических романов.

Жизнь русской императрицы Екатерины Великой, привлекающая внимание как простых обывателей, так и творческих личностей на протяжении более чем двух столетий, окружена большим количеством всевозможных мифов. АиФ.ru вспоминает пять самых распространенных легенд о самой известной российской владычице.

Миф первый. «Екатерина II родила наследника престола не от Петра III»

Один из самых устойчивых мифов, связанных с русской императрицей, касается того, кто был отцом наследника престола, Павла Петровича . Для Павла I, взошедшего на престол, эта тема оставалась болезненной до самых последних дней.

Причина устойчивости подобных слухов заключается в том, что сама Екатерина II не стремилась их опровергать или как-то наказывать тех, кто их распространяет.

Отношения между Екатериной и ее мужем, будущим императором Петром III, действительно не отличались теплотой. Супружеские отношения в первые годы были неполноценными из-за болезни Петра, которая впоследствии была преодолена в результате операции.

За два года до рождения Павла у Екатерины появился ее первый фаворит, Сергей Салтыков . Отношения между ним и Екатериной прекратились после того, как у будущей императрицы появились признаки беременности. Впоследствии Салтыков был отослан за границу в качестве русского посланника, и практически не появлялся в России.

Оснований для версии об отцовстве Салтыкова вроде бы много, однако все они не выглядят убедительно на фоне несомненного портретного сходства между Петром III и Павлом I. Современники, ориентирующиеся не на слухи, а на факты, не сомневались, что Павел - сын Петра Федоровича.

Миф второй. «Екатерина II продала Аляску Америке»

Устойчивый миф в конце XX века был подкреплен песней группы «Любэ», после чего за императрицей окончательно утвердился статус «ликвидатора Русской Америки».

В реальности в период правления Екатерины Великой русские промышленники только приступали к освоению Аляски. Первое постоянное русское поселение было основано на острове Кадьяк в 1784 году.

Императрица действительно без энтузиазма отнеслась к подаваемым ей проектам освоения Аляски, однако вызвано это было тем, кто и как намеревался ее осваивать.

В 1780 году секретарь Коммерц-коллегии Михаил Чулков подал генерал-прокурору Сената князю Вяземскому проект создания компании, которая должна была получить 30-летнюю монополию на промысел и торговлю на всем Тихоокеанском Севере. Екатерина II, являвшаяся противницей монополий, отвергла проект. В 1788 году аналогичный проект, предусматривавший передачу торгово-промысловой монополии монопольных прав на добычу пушнины на вновь открываемых территориях в Новом Свете, подали промышленники Григорий Шелихов и Иван Голиков . Проект также был отклонен. Лишь после смерти Екатерины II освоение Аляски монопольной компанией было утверждено Павлом I.

Что касается продажи Аляски, то сделка с США была заключена в марте 1867 года по инициативе правнука Екатерины Великой, императора Александра II .

Миф третий. «Екатерина II имела сотни любовников»

Слухи о невероятных сексуальных похождениях русской императрицы, которые тиражируются вот уже третье столетие, сильно преувеличены. Список ее увлечений за всю жизнь содержит чуть более 20 фамилий - это, конечно, нехарактерно для русского двора доекатериниской эпохи, но для нравов Европы того времени ситуация была вполне нормальной. С маленьким уточнением - для монархов-мужчин, а не для женщин. Но все дело в том, что женщин, единолично правивших государствами, в тот период было не так уж и много.

Вплоть до 1772 года любовный список Екатерины был совсем коротким - помимо законного супруга Петра Федоровича , в нем фигурировали Сергей Салтыков , будущий польский король Станислав Август Понятовский и Григорий Орлов , отношения с которым длились около 12 лет.

По всей видимости, дальше на 43-летнюю Екатерину подействовал страх увядания собственной красоты. Стремясь догнать молодость, она стала менять фаворитов, которые становились все моложе, а продолжительность их нахождения рядом с императрицей - все короче.

Последний из фаворитов продержался целых семь лет. В 1789 году 60-летняя Екатерина приблизила 22-летнего конногвардейца Платона Зубова . Стареющая женщина была очень привязана к Зубову, единственным талантом которого было вытягивание денег из государственной казны. Но эта печальная история определенно никакого отношения не имеет к мифическим «сотням любовников».

Миф четвертый. «Екатерина II большую часть времени проводила на пирах и балах»

Детство маленькой Фике действительно было далеко от классических представлений о том, как должна жить принцесса. Девочка вынуждена была даже научиться сама себе штопать чулки. Не было бы ничего удивительного, если бы, приехав в Россию, Екатерина бросилась бы компенсировать «трудное детство» пристрастием к роскоши и развлечениям.

Но на самом деле, взойдя на трон, Екатерина II жила в жестком ритме главы государства. Она вставала в 5 утра, и лишь в поздние годы это время сместилось на 7 утра. Сразу после завтрака начинался прием чиновников, причем график их докладов был четко расписан по часам и дням недели, и порядок этот не менялся годами. Рабочий день императрицы длился до четырех часов, после чего наступало время отдыха. В 22 часа Екатерина отправлялась спать, ибо с утра вновь надо было вставать на работу.

Чиновники, посещавшие императрицу по служебным делам вне торжественных и официальных мероприятий, видели ее в простых платьях без каких-либо драгоценностей - Екатерина полагала, что ей нет необходимости в будние дни ослеплять подданных внешним видом.

Миф пятый. «Екатерину II убил польский мститель-карлик»

Смерть императрицы также была окружена множеством мифов. За год до кончины Екатерина II выступила одним из инициаторов Третьего раздела Польши, после которого страна перестала существовать как независимое государств. Польский трон, на котором ранее восседал бывший любовник императрицы, король Станислав Август Понятовский, был отправлен в Петербург, где из него по приказу императрицы якобы сделали «стульчак» для ее уборной.

Разумеется, польские патриоты перенести такого унижения собственной страны и древнего трона династии Пястов не могли.

Миф гласит, что некий поляк-карлик якобы сумел прокрасться в покои Екатерины, подкараулил ее в уборной, нанес ей удар кинжалом и благополучно скрылся. Обнаружившие императрицу придворные не смогли ей помочь, и вскоре она скончалась.

Единственной правдой в этом рассказе является то, что Екатерину действительно обнаружили в уборной. Утром 16 ноября 1796 года 67-летняя императрица, как обычно, поднявшись с постели, выпила кофе и отправилась в туалетную комнату, где задержалась слишком долго. Дежурный камердинер осмелился заглянуть туда, и обнаружил Екатерину лежащей на полу. Глаза ее были закрыты, цвет лица багровый, из горла доносились хрипы. Императрицу перенесли в опочивальню. При падении Екатерина вывихнула ногу, тело ее настолько отяжелело, что у прислуги не хватило сил, чтобы поднять его на кровать. Поэтому на полу постелили матрац и уложили императрицу на него.

Все признаки указывали на то, что у Екатерины произошел апоплексический удар - под этим термином тогда понимались инсульт и кровоизлияние в мозг. Она не приходила в сознание, и придворные медики, оказывавшие ей помощь, не сомневались в том, что жить императрице оставалось считанные часы.

По мнению врачей, смерть должна была наступить около трех часов дня 17 ноября. Крепкий организм Екатерины и тут внес свои коррективы - великая императрица ушла из жизни в 9:45 вечера 17 ноября 1796 года.